Полевая практика, или Кикимора на природе  - Наталья Мазуркевич

— У каждого факультета своя тыква, — пояснила Вита, буксируя меня в главный корпус.

Я озиралась по сторонам, пытаясь идентифицировать направление по цвету полосок. Опознать удалось не все. Проще всего оказалось с темной тыквой черных магов. Светлые, они же травоядные, заседали в зеленой пузатой товарке. Боевые маги ютились в ярко-алой, но к ней примыкал длинный стадион для ежедневных мучений. Стихиям и пространственникам, судя по гербам факультета на входе, отдали синюю, а вот тыковку с разнофактурными плямами и искрами на хвосте опознать с ходу мне не удалось.

Мы миновали двери, оказавшись в просторном холле. Потолок его был под самой крышей, а потому в помещении можно было бы проводить показательные полеты или учить правильно забираться по стенам. Мои глаза нашарили выемки для рук на уровне второго этажа и надпись «Альпинизм строго воспрещен». Стоит ли уточнять, что все выемки блестели, а пыли и грязи здесь ничто не знало?

— Болотный подход! — с любовью в голосе пояснила Вита.

Я проследила за ее взглядом и обнаружила указатель. «Все для экстремальных видов спорта. Комната 47», — гласила надпись, которую лениво отдирал служитель швабры и совка. Еще бы ему стараться! Все желающие сами протрут и стены, и окна. Собой. Наверняка Академии еще и процент с проката оборудования идет, если они, конечно, сами не устроили этот аттракцион.

В самой Академии дорожек, к сожалению, не наблюдалось, а указатели висели стрелкой куда угодно, но не дальше по коридору. Некоторые и вовсе упирались в стену, пугая неготовых к таким откровениям туристов. Парочка так и застыла, разглядывая готическую стрелку, ведущую прямо в пол посредине коридора.

— Дань, мы опаздываем! — напомнила мне Вита, не позволяя разгадать загадку черной стрелы.

У кабинета, куда привела меня Вита, никого не было. Только эхо радостно подхватило наши шаги, унося их прочь. Что-то подсказывало, что туристов ждут новые козни от старейшего болотного вуза. Профессионально скрипнула дверь, прогнулась досточка под порогом, но мы храбро вошли в светлый кабинет с хризантемами на голубеньких обоях.

— Новые явились! — огласил комнату довольный писк. На стол выпрыгнуло маленькое когтистое существо и замерло, узрев посетителей. По его маленькому сморщенному лицу прошла рябь, узенькие глазки широко распахнулись, а нижняя челюсть отвисла, освобождая из плена длинный слюнявый язык. В мгновенье ока страшилище перегруппировалось и понеслось вперед на своих тонких лапках. — Вита!

— Языкатус! — улыбнулась кикимора и быстро вытянула вперед руку, чтобы страшилищу было проще. Цепко хватаясь, оно забралось на плечо болотницы и звучно буськнуло ее в щеку.

— А где хозяйка? — спросила Вита, дождавшись, пока чудище успокоится. Глядя на этого уродца, я осознала, как мне повезло. Жабкины объятия были куда более приятной альтернативой обслюнявливанию незнакомыми гомункулами.

— Хозяйка отошла за печатью, — с готовностью сдал госпожу Языкатус и прищурился, отчего его глазки почти полностью исчезли под веками. — А это кто? Не нашим духом пахнет!

— Знакомься, Катус, это Данька, — представила меня кикимора. Монстрик протянул вперед тоненькую ручку, и мне пришлось побороть брезгливость. Первое впечатление самое важное, а по тому, как мила с кошмариком Вита, было ясно: он может пригодиться. — Данька, это Языкатус. Друг и незаменимый секретарь куратора всех нерадивых практикантов мэтрессы Берталины, самой доброй из всех добрейших, — подмигнула болотница, косясь куда-то мне за спину.

Сзади раздался смешок.

— Полно, Вита. Какой бы добротой я ни обладала, практикантские листы утверждаю не я.

— Но вы же можете выбрать нам что-нибудь поинтереснее? — лукаво улыбнулась кикимора и ссадила кошмарика на стол. — Данька первый раз у нас в столице.

Я обернулась, чтобы лицезреть ту, что выбирала места «поинтереснее», и встретилась взглядом с вертикальными глазами горгоны Медузы. Больше всего эта элегантная дама в изумрудном платье и золотыми косами на голове напоминала мифологическое чудовище. Впрочем, там еще не ясно, кто чудовище! Бедная Медуза, ушедшая жить подальше от людей, или герой-уголовник, решивший ей жизнь испортить.

— Дана? — переспросила Берталина, губы ее расплылись в улыбке. — Ах, Дана. Ее величество говорила о тебе.

— Надеюсь, не очень плохо, — смутилась я. Туфли, в которые я влезла не глядя, стали вмиг предметом живейшего интереса.

— Напротив, весьма занятно.

Повисла неловкая пауза, прервать которую осмелился только Языкатус. Ему не было свойственно ни терпение, ни учтивость. Спрыгнув на стол, он подошел к его краю, вытащил два листа бумаги и предъявил Вите.

— Назначение на эту неделю, — огласил он комнату своим тоненьким голоском, которым стекло можно было резать, не заморачиваясь. — Распишитесь.

И вмиг все ожило. Берталина заняла место за столом, Вита рванула к листам, лицо ее передернулось, но подпись мягко легла в ведомость. Мне оставалось только повторить ее маневр.

— Удачи, девочки, — пожелала нам мэтресса-горгона и проследила, чтобы дверь закрылась прямо за нашими спинами, а практикантские листы не потерялись в дороге.

Не дав мне передохнуть ни минуты, Вита, которая за пределами кабинета смогла проявить чувства, заковыристо выругалась и поспешила к выходу. Я поплелась за ней, как щенок на привязи, не зная, куда мы идем и что ее так расстраивает. Лишь одно было очевидно: водопад обошел нас стороной. И я с трудом удерживалась от улыбки.

— Вит, а Вит? — дернула ее за рукав я, едва мы вошли в дорожную линию. — Что там?

— Там? — Кикимора покосилась на документы. — Судьба там. Помнишь, куда я тебя сводить обещала?

— В зоопарк? — припомнила я вчерашнее обещание.

— Именно. Вот туда мы сейчас и пойдем.

Больше она не проронила ни слова, но я и не возражала. Сердце предвкушающе билось, как всегда перед чем-то неизведанно прекрасным, а животных я любила. Жаль лишь, что чувства наши были не взаимны.

Чуть не став причиной пешеходного затора и слушая некоторые нелестные факты собственной биографии, мы выбрались из струи и остановились перед главным входом в обитель редкой флоры и фауны.

Рядом с входом, железной оградкой в четыре метра, стоял пожилой болотник и продавал билеты. Детвора облепила его со всех сторон, тянула за пиджак и просила заветный пропуск. Как он ни на кого не наступил — годы практики, видимо. В моем случае, чую, детки остались бы помятыми.

— Дань, идем, — позвала Вига, не давая насладиться зрелищем.

Показав дяденьке практикантские листы и получив взамен сочувственную улыбку, мы вошли на территорию зоопарка. Было девять тридцать две.

В одиннадцать двадцать семь, когда нас отпустили на перерыв, мой язык отказывался говорить, а Вита смотрела, угрюмо улыбаясь. Как и предполагалось, ответственной работы в первый день нам не доверили, а потому приходилось довольствоваться малым: Вите, как местному жителю в энном поколении, выдали униформу и отправили продавать взрывающиеся конфеты. Завидев симпатичную тетю с любимыми сладостями, детки как с цепи сорвались (а кто-то и буквально ободрал поводок и убежал от дедушки). Бедная Вита оказалась окружена вражеским батальоном без надежды на подкрепление. Пришлось откупаться. И только когда весь прилавок опустел, Вита смогла передохнуть минутку.