Клянусь тебя ненавидеть - Даша Литовская

и торг. А теперь наступила подавленность.

Я знала, что следующим шагом придет и смирение. Но времени утешать и жалеть себя не было. Каким-то неведомым, шестым чувством я понимала – Дамир еще здесь, он со мной. Я чувствовала, что нужна ему. Я ощущала это все два года подряд, но лишь глушила эмоции злостью и безвыходным гневом. А сейчас это чувство так обострилось, что никакая обида не сможет его перекрыть.

- Едем. – бесцветным голосом произнесла и поспешила к машине. Объяснять куда именно стоит направиться, не пришлось. Мужчина и так всё понял. Сел в авто и тут же завел мотор. Я лишь виновато мазнула взглядом по стеклянным дверям больницы. «Скоро вернусь» - мысленно повторила для сына.

Дорогая частная клиника находилась в двадцати минутах езды. На парковке десятки служебных машин с мигалками, а возле входа беспечно стоят сотрудники в светло-синей больничной форме. О чем-то болтают и курят.

Будто там, внутри, прямо в эту секунду человек не борется за свою жизнь. Захотелось тут же выбежать из машины, накричать на них, выплеснуть то несчастье, что свалилось на мои плечи. Глупое и нелогичное желание – Дамиром наверняка занимаются самые опытные врачи. Не может же вся больница собраться вокруг него.

Поэтому я ускорила шаг, стоило дверце авто захлопнуться за моей спиной, и низко склонив голову, прошла мимо.

Внутри, сразу же возле входа, толпились мужчины. Я узнала их моментально – те самые церберы бывшего мужа. Широкоплечие парни в черных костюмах хмуро оглядывали проходящих мимо людей.

- Где он? – тут же сорвалось с губ, пока парни сухо кивали в приветствии.

- В реанимации. На втором этаже. – отозвался один из них, кивая в сторону лифтов. Не думая, пустилась туда, пока в спину неслось: - Его оперируют. Вас не пропустят.

Плевать. Просто неведомое чувство утраты вело меня, нашептывая сознанию: «Ты спасешь меня, если останешься рядом».

Я бежала по длинному больничному коридору так быстро, что почти сбила с ног медсестру в коротком белом халатике. Из ее рук выпала какая-то папка и бумаги тут же рассыпались по полу.

- Простите… Простите! – не остановилась, чтобы помочь ей собрать их. Не оглянулась, когда она растерянно выкрикнула: «Вам нельзя в то крыло клиники». Просто бежала. Распахивала массивные железные двери с маленькими окошками – стеклами посередине. Одну, вторую…

И наконец уткнулась в закрытую дверь. С той стороны стоял доктор и я начала колотить ладонями по металлу. Он обернулся, удивленно взглянул на меня, но всё-таки вышел.

- Амиров. – только и сумела произнести.

Мужчина поправил очки на носу и посмотрев поверх них, произнёс:

- Вы ему кто?

- Жена.

Доктор замялся, подбирая слова. А та тонкая волосинка, что висела в душе, удерживая груз прошлого, истончалась с каждой секундой.

- Мы провели ему первую операцию. Состояние критическое. Пробито легкое и сломаны четыре ребра. Он введен в медикаментозную кому. Если организм справится, в ближайшие дни сделаем еще две операции. Сейчас все зависит только от него и от его желания жить.

- Пустите меня к нему. – моляще смотрю на доктора, заранее не желая слышать отказ.

- Не могу. – сухо качает седой головой. – Помещение стерильно. Вам точно туда нельзя.

Но мне нужно.

Совершенно спонтанно все эмоции, что раньше я душила, топила – рвутся наружу.

С того момента, когда я сама, лично, приставила к Дамиру дуло оружия, прошел слишком короткий отрезок времени. Несколько дней, уместившие в себя целую вечность.

Мысль о том, что я сама пыталась его убить кажется дикой. Искусственной. Лишь осознание, что я всё равно не смогла бы этого сделать – удерживает меня на краю пропасти острого самобичевания.

Неужели вчерашняя ночь всё изменила? Неужели это она смогла так повлиять на меня?

Нет. Чувства, что спали так долго, таясь глубоко внутри разбудила вовсе не близость.

Я злилась на бывшего мужа, зная, что он никогда не признает свою вину. Зная, что не испытает и десятой доли той боли, что выпала мне. Что даже если и ищет меня, то, чтоб наказать, отомстить за побег. Показать, как он зол на меня. Показать, что вновь может решить чужую судьбу, не задумываясь о чувствах.

Но пришло время признаться, что в этом я была не права. Я увидела другого Дамира. С настоящей болью в глазах. С тяжелым чувством вины на плечах. С попыткой искупить грех, отпустив меня.

Он подпустил меня ближе, чем когда бы то ни было. Позволил увидеть себя настоящего. Чувствующего.

И злость моя диктовалась бессилием. Бессилием от того, что я не могла показать человеку как больно он делает. В голове вновь всплыла мысль: «что бы я не думала о Дамире, это не будет настолько плохо, как он сам думает о себе».

Обида порождалась обманчивым чувством бездушности бывшего мужа. Но за эти несколько дней он открыл свою душу больше, чем за пять лет нашего брака.

Сознание перестало пульсировать чувством горячей несправедливости по отношению к самой же себе. Желание что-то доказывать отступило. Пришло осознание – он и сам понимает, что натворил два года назад.

А вместе с этим ушла злость и обида. Исчезла, оставив лишь пепел в мыслях. Как по щелчку волшебника испарилась. Уступила место настоящим эмоциям.

На руинах нашего брака не построить новое счастье – я это отчетливо осознаю. Но в сердце пришло прощение. Легкое, невесомое чувство. Очищающее. Освобождающее.

Душа рвалось из груди. Указывала мне путь. Одна лишь преграда – седовласый мужчина с лукавым взглядом.

- Пожалуйста. - еще раз прошу я одними губами.

 Доктор делает шаг назад.

- Не могу. – вновь повторяет он. А потом смотрит с жалостью.

Он без меня умрет – почему-то я точно в этом уверена. Точно знаю, что, если прямо сейчас не возьму его за руку и не шепну, что я всё еще рядом – он не захочет больше тут оставаться.

И совершенно не важно, что будет потом. Женится ли он на Райхан. Захочет ли еще раз попытаться меня удержать. Просто сейчас я должна это сделать, чтобы не жить дальше с мыслью, что Дамир умер.

Еще спустя секунду произошло чудо. Непреклонный доктор вдруг обогнул меня и отправился дальше по коридору. Я растерянно уставилась ему в след. Мужчина, пройдя пару метров, остановился и обернулся.

- Я дверь забыл запереть. Амиров в палате номер четыре. А в коридоре висит защитный костюм.

Это всё, что он сказал напоследок.