Последний тайник - Фернандо Гамбоа

— Делайте что хотите… — равнодушно ответил голос, и динамик затих.

Я, похоже, ошибся. Ничего не изменилось, а точнее, стало еще хуже.

Обескураженный отказом, я отвернулся от калитки и посмотрел на приунывшую Кассандру и внимательно наблюдавшего за мной профессора. Мне не оставалось ничего другого, как засунуть руки в карманы, пожать плечами и медленно направиться к автомобилю, мысленно ругая и этого мужчину из монастыря — за то, что он негостеприимно себя повел, и самого себя — за то, что я не сумел предвидеть такого поворота событий.

— Одну минуту, — внезапно раздался за моей спиной голос профессора Кастильо. — Возможно, мне удастся что-нибудь сделать.

Профессор достал из кармана своего пиджака мобильный телефон и отошел на десяток метров в сторону. Он оживленно с кем-то поговорил и, громко поблагодарив собеседника, снова положил телефон в карман. Затем он подошел к капоту автомобиля, оперся на него и, скрестив руки на груди, спокойно уставился перед собой.

— Ну и? — настороженно спросила Кассандра.

— Подождем немного и посмотрим, что произойдет дальше, — коротко ответил Кастильо.

Не прошло и двух минут, как из динамика переговорного устройства снова послышался голос, но теперь он звучал совсем иначе.

— Вы все еще там? — озабоченно осведомился незнакомец.

— Да, мы тут, — ответила Кассандра. — Все еще…

— Извините за задержку, — сказал голос. — Проходите.

В тот же миг замок на калитке щелкнул и дверь с легким жужжанием отворилась.

— Мы не знали, что вы являетесь коллегами сеньора Медины, — стал оправдываться монах в коричневом одеянии францисканца, идя вместе с нами по монастырю. — Сеньор Медина — крупнейший на наших островах специалист по Раймунду Луллию, и наши двери всегда открыты для него и его коллег. Они очень помогли нам в организации нашей выставки.

— Вот и прекрасно, — примирительным тоном сказал профессор. — Будем считать, что произошло недоразумение.

— А какая у вас тут выставка? — поинтересовалась Кассандра, мимоходом разглядывая почерневшие от времени картины, висевшие на стенах коридора, по которому мы шли.

— Выставка, посвященная Раймунду Луллию и эрцгерцогу, — ответил монах, с удивлением посмотрев на Кассандру. — Я полагал, что именно эту выставку вы и приехали посмотреть…

— Отчасти да, — поспешно вмешался профессор. — Но сначала, пока еще не стемнело, нам хотелось 6ы взглянуть на то, что осталось от первоначальных построек монастыря.

— Да, конечно, — с готовностью откликнулся монах. — Все что хотите. Однако позвольте предупредить, что вас, возможно, ждет разочарование.

— Нас об этом уже предупреждали, — сказал я, состроив рожицу профессору, который, услышав слова монаха, выразительно посмотрел на меня.

Мы прошли с монахом во внутренний дворик, в задней части которого виднелись гордо стоящие, но уже абсолютно бесполезные колонны старинного строения.

— Это все, что осталось от монастыря, основанного досточтимым господином Луллием, — с грустью произнес францисканец, театральным жестом показывая на колонны.

Мы подошли к колоннам и, касаясь кончиками пальцев их каменной поверхности, стали внимательно осматривать, словно пытаясь найти на них какой-нибудь многозначительный символ или же глубокомысленную надпись. Однако время добросовестно выполнило свою разрушительную работу, и если семь веков назад здесь, возможно, и были какие-нибудь символы или надписи, то сейчас от них ничего не осталось.

— А где все остальное? — спросил я. — Сеньор Медина сказал нам, что, кроме этих колонн, сохранилось что-то еще.

— И да, и нет. К первоначальным постройкам монастыря относится также и часть стены ризницы, однако мы совсем недавно покрыли ее гипсом, потому что она уж слишком сильно обветшала.

— То есть ничего другого больше не сохранилось? — с удрученным видом осведомилась Кассандра.

— Я же предупреждал, что вас ждет разочарование.

Воцарилось напряженное молчание, мы растерянно переглянулись, но, когда я уже собирался сказать, что нам пора уходить, Касси вдруг снова обратилась к монаху:

— А выставка? Можно нам посмотреть выставку?

— Конечно, — охотно согласился францисканец, которому, видимо, надоело стоять на сквозняке во внутреннем дворике. — Пойдемте со мной. Выставка наверняка вызовет у вас интерес.

Мы зашли в огромный зал, который был оформлен просто, но аккуратно. Здесь на небольшом расстоянии друг от друга стояли различные стенды, занимавшие почти все пространство демонстрационного помещения. На этих стендах под стеклом лежали старинные книги и нарисованные от руки карты. На стенах висели портреты монахов, очевидно когда-то живших в монастыре, а также потертые от времени карты из бумаги и пергамента, тоже закрытые для сохранности стеклами.

— Вот это да! — вырвалось у Кассандры. — Уж выставка так выставка!

— Это самая большая из всех имеющихся на Балеарских островах коллекций, посвященных Раймунду Луллию и эрцгерцогу Луису Сальвадору. Они оба сыграли немаловажную роль в истории наших островов, но каждый по-своему.

— Вы имеете в виду того самого эрцгерцога, который купил монастырские руины, чтобы их реставрировать? — спросил я.

— Да. Интересен тот факт, что значительную часть своей жизни эрцгерцог посвятил изучению деятельности Луллия. Он не только купил пришедший в упадок монастырь, но и собрал обширнейшую информацию о его основателе — все материалы, какие только смог раздобыть. Больше всего эрцгерцог интересовался деятельностью Луллия как географа, и поэтому он разыскал и приобрел десятки карт и рукописей, имевших то или иное отношение к Луллию и его увлечению картографией…

Монах обвел взглядом выставочные стенды и после небольшой паузы продолжил:

— Как ни странно, хотя картография отнюдь не являлась главной составляющей деятельности Раймунда Луллия, эрцгерцог проигнорировал в его огромном наследии все, что не было в той или иной степени связано с географическими картами. В частности, эрцгерцог без тени сомнения отдал в подарок ценнейшие документы, некогда принадлежавшие Луллию, исходя лишь из того соображения, что они не имели никакого отношения к столь сильно интересовавшей его картографии. Тем не менее, уважая память Луиса Сальвадора, мы разместили экспонаты выставки в зависимости от того значения, которое он придавал этим документам и предметам.

— Поразительно! А известно, чем была вызвана страсть эрцгерцога к картографии? — спросил профессор, пытаясь направить разговор с монахом в нужное нам русло.

— Нет, это, к сожалению, неизвестно. Правда, существуют различные нелепые предположения о поисках каких-то сокровищ или чего-то в этом роде, однако лично мне все эти гипотезы кажутся не более чем чушью.

Я почувствовал, как кровь схлынула с моего лица, а на висках выступил пот. По всей вероятности, с Кассандрой и профессором произошло то же самое, потому что монах вдруг резко переменился в лице и посмотрел на нас с явно обеспокоенным видом.