Дневник пакостей, или Как влюбить в себя некроманта - Елена Малиновская

И я принялась за работу. Мел скрипел в моих пальцах, сыпался белой крошкой вниз. Я вняла совету Норвуда и не пыталась воссоздать прежнюю печать. О нет, я творила ее заново. По своему разумению. Символы ложились один за другим на сочащиеся влагой плиты. Ложились — и словно намертво въедались в них, мгновенно начиная едва заметно светиться.

Я так увлеклась своей работой, что мир словно перестал существовать. И вздрогнула, когда услышала под собой мелодичный дребезг второй колбы.

Рука дрогнула, и радужная дымка вокруг почти завершенного символа опасно замерцала, готовая в лучшем случае просто растаять, а в худшем — переродиться в очередной провал. Я отмеряла секунды отчаянным стуком своего сердца, которое билось так сильно, как будто пыталось изнутри пробить грудную клетку. Легкий корректирующий штрих — и моя ошибка оказалась исправленной.

Поразительно, но Норвуд промолчал при этом. Ничего не сказал, хотя наверняка заметил мой промах. Оно и верно. Криками и понуканиями сейчас делу не поможешь.

Пот обильно струился по моему лицу. Здесь было так тяжело дышать, что от недостатка кислорода в глазах начало темнеть. Ссадину на затылке неприятно щипало. Кажется, она опять закровила.

Еще одна колба разбилась. Норвуд был прав. Их действие заканчивается намного быстрее, чем обычно. Времени у меня в запасе всего ничего.

Символы ложились передо мной один за другим. Я уже не слышала, как разбилась четвертая и пятая колбы. Точнее, просто пропустила это мимо ушей. Еще чуть-чуть. Неужели я не успею? Неужели мы погибнем?

Последняя колба. Значит, у меня осталось всего несколько минут.

Мелок сломался, так сильно я надавила на него. Несколько драгоценных секунд на то, чтобы вытащить второй. И…

Печать засияла передо мной так ярко, что я зажмурилась. Лишь после этого вспомнила о том, что первая не позволяла колдовать в подвале. А значит…

— А-а-а!

С коротким криком ужаса я рухнула вниз с огромной высоты. И основательно треснулась своей многострадальной головой обо что-то очень острое и очень твердое. После чего тьма любезно распахнула передо мной объятия.

Правда, теперь я точно знала, что в ней не скрывается никакого создания из потустороннего мира.

— Очнулись, милочка? — спросил меня приятный женский голос.

Я с превеликим трудом разлепила один глаз. Тупо уставилась перед собой.

А надо мной был потолок. Обычный потолок. Белый. Не каменный свод подвала. А потолок, понимаете?

— Сейчас повязку поменяем — и можете опять отдыхать, — проговорил тот же голос.

Правда, после этого я опять отключилась, не успев задать никаких вопросов. Да что там — даже не увидев обладательницу этого голоса.

— Очнулась?

А вот теперь я распахнула оба глаза. Потому что этот голос был мне слишком хорошо знаком.

— Не шевелись, — строго предупредил меня Норвуд, когда я попыталась повернуть голову, чтобы на него взглянуть. — Меня пустили к тебе всего на пару минут. При этом предупредили, чтобы я не мешал процессу твоего выздоровления.

— А-а… — Вопрос умер, так и не сорвавшись с моих пересохших губ.

— Да, мы выжили, — подтвердил Норвуд. Помолчал немного и добавил: — Ты молодец, Эсми. Действительно, молодец. Прости, что сомневался в тебе.

— Мм… — на этот раз промычала я.

— Если честно, я не верил, что ты успеешь закончить печать. — Норвуд опять каким-то чудом понял, что я пытаюсь спросить. — Пожалуй, еще никогда в жизни я не был рад своей ошибке.

Я успела почувствовать, как он легонько прикоснулся к моей щеке. А потом опять потеряла сознание.

В следующий раз я пришла в себя от зверского чувства голода. Наверное, положи передо мной сейчас целую тушу зажаренного на вертеле быка — оставила бы от нее одни рога. Ну и копыта, понятное дело.

— Как вы себя чувствуете? — раздался тот же голос, что я слышала при первом своем пробуждении.

— Сносно, — лаконично ответила я. Подумала немного и добавила ворчливо: — Есть хочу.

— Это отлично! — обрадовалась женщина. — Вы идете на поправку.

Впрочем, я и без того чувствовала, что реальность больше не торопится раствориться передо мной в привычном обмороке. Даже более того, я повела головой из стороны в сторону, и она не отвалилась у меня! В затылке не запульсировала боль, а картина окружающего мира осталась устойчивой и четкой.

По всей видимости, я оказалась в больничной палате. На это указывала скудная казенная обстановка: узкая кровать, на которой я сейчас лежала, стол у окна, два стула, один из них был занят улыбчивой пожилой женщиной в белоснежном халате.

Ого! Я мысленно присвистнула, заметив на груди у незнакомки массивную золотую брошь с ограненным в виде сердца ярко-красным рубином просто-таки неприличных размеров. А ведь передо мной целитель высшей категории, а не абы кто.

— Меня зовут Дория Альм, — представилась женщина, заметив, что я продолжаю ее с любопытством разглядывать. — Вы находитесь в больнице Святого Трилистника. Помните, как сюда попали?

Перед мысленным взором вспыхнула печать, пылающая ледяным зеленым пламенем. И сразу же — падение вниз, окончившееся вспышкой боли.

— Я выполняла заказ, — медленно протянула я. — В замке герцога Трегора.

— Все верно. — Женщина довольно кивнула. — Это хорошо. Стало быть, память вы не потеряли, хотя сотрясение получили серьезное. — После чего встала и благодушно сообщила, глядя на меня сверху вниз: — Я распоряжусь подать вам ужин. Сейчас вам надо набираться сил. Поэтому покой, крепкий глубокий сон и сытная еда. Самое главное — ни о чем не волнуйтесь!

— О чем я должна волноваться? — спросила я, моментально заволновавшись. Как-то странно прозвучала последняя фраза, более напоминающая грозное предупреждение.

— Да так… — Дория неопределенно повела плечами и ободряюще улыбнулась мне. — В любом случае несколько дней вас никто не будет беспокоить. Уж я об этом позабочусь! Все посещения строго-настрого запрещены.

Я тут же заволновалась еще сильнее. Такое чувство, будто мою палату кто-то готовится взять штурмом, а Дория обещает мне стоять на ее страже до последнего.

— А… — вопросительно было начала я, но Дория уже выскользнула из палаты.

Впрочем, почти сразу дверь опять распахнулась, и на пороге предстал Норвуд.

Почему-то при первом же взгляде на него я испуганно втянула голову в плечи. Ну, точнее, попыталась это сделать. И тут же зашипела от боли, потому что от неосторожного движения перед глазами замельтешили какие-то подозрительные темные мушки.

Но уж больно грозным был сейчас вид у Норвуда. Глаза пылают синим пламенем, рот кривится от бешенства, волосы стоят дыбом.