📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгНаучная фантастикаМиллион открытых дверей - Джон Барнс

Миллион открытых дверей - Джон Барнс

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 95
Перейти на страницу:

Все послушно кивнули.

Стройная, высокая, немного застенчивая девушка по имени Валери робко проговорила:

— Наверное, вы могли бы что-нибудь такое делать с нашей музыкой. Это было бы, пожалуй, интересно.

Другие учащиеся обернулись и уставились на нее. Мне жутко захотелось их всех вырубить и дальше разговаривать только с Валери.

Но прежде чем я успел раскрыть рот и выступить в ее защиту, она добавила:

— Это идея. Принцип можно применить в более широком масштабе.

Торвальд спросил:

— А как это будет выглядеть? В смысле — как работать с мелодией без слов и угадать, какие в нее вложены чувства?

Валери указала на мою гитару, стоявшую на подставке у стены. Я кивнул, не вполне догадываясь о том, что она заду-. мала, но страстно желая увидеть, как хоть кто-то на этой стылой планете сделает что-то спонтанное. Валери встала и медленно пошла к инструменту. Все не сводили с нее глаз — вернее, я-то точно не сводил. Я вдруг заметил, какие у нее огромные темные глаза и иссиня-черные, пусть и коротко стриженные волосы, и подумал, каково было бы заглянуть в эти глаза, обняв ее за тоненькую талию.

Валери взяла гитару и вернулась на место. Проверив, как настроен инструмент, она удовлетворенно кивнула и молча взяла несколько аккордов. Казалось, она сосредоточена только на том, что делает ее левая рука.

Только я собрался предупредить ее о том, что гитара мужская, как заметил, что ногти у нее подстрижены коротко, по-мужски, как у большинства женщин в Каледонии. Это было понятно: ведь им, как и мужчинам, приходилось работать на фермах или фабриках, но все же было грустно смотреть на ее руки.

Она начала играть. Сначала это были простые арпеджио в обычной четырехаккордовой прогрессии фламенко — очень точные и чистые, но школярские. Затем звукоизвлечение стало более мощным, резким, почти стаккатовым, а потом Валери заиграла медленнее, и мелодия приобрела тоскливую пустоту, как нельзя лучше шедшую Нансену. Я слушал музыку и представлял себе людей с суровыми лицами, стоящих на холодном ветру, и густые, как сироп, волны замерзающего моря, вгрызающиеся в голые прибрежные скалы. Музыка была сдержанной и ненавязчивой, как Брюс, безжалостной, как преподобный Каррузерс, обнаженной и величественной, как пики Оптималей, и такой же неожиданно прекрасной, как радуга над каньоном, разрывающая своим блеском туман.

Я был тронут и потрясен тем, что здесь может существовать нечто подобное.

Валери закончила играть. И тут началось нечто невообразимое. Все разом загомонили, затараторили. Некоторые говорили на рациональном языке, я ничего не понимал.

— Patz, patz, companho!

Все обернулись, посмотрели на меня, переглянулись. В аудитории вдруг воцарилась тишина.

Теперь нужно было что-то сказать.

Я вдохнул поглубже. В аудитории запахло потом и злостью.

— Не будет ли кто-нибудь из вас против — а желательно, все вы, если я попытаюсь объяснить, почему вы так раскричались? Я согласен с тем, что Валери играла прекрасно и необычно. Я никогда еще не слышал ничего более bellazor — более красивого. M'es vis, у нас есть настоящая артистка, настоящая trobadora!

Валери сидела, держа мою гитару и уставившись в пол, все то время, пока вокруг нее бушевали страсти. После моих слов она подняла глаза и посмотрела на меня так, словно я ее напугал. Я видел, что, несмотря на ее юный возраст, кожа ее уже успела пострадать от ультрафиолета и холодных ветров… но эти глаза, глубокие и темные, как космос, эти сверкающие, глядящие на меня глаза… deu!

— Мистер Леонес, — негромко заговорил Пол, — я не понимаю, какое это имеет отношение к аквитанской музыке.

Особенно же я не понимаю, каким образом такое исполнение… ну, в общем, если вы считаете, что музыка должна служить неким средством выброса эмоций или еще чем-то в этом роде… то это же совершенно иррационально! А если она вот так сыграет на конкурсе? Я понимаю, что вам это неизвестно, но дело в том, что Валери в этом году должна участвовать во всекаледонском конкурсе солистов, и исполненная ею пьеса входит в обязательную программу. Она не должна играть так.

Это испортит ее выступление.

Тут все они снова начали кричать и тараторить, и все больше — на родном рациональном. Я снова призвал их к тишине, и они снова пугающе замолчали.

— Ну что ж, благодарю за информацию, — сказал я, отчаянно пытаясь соображать быстро, но понимая при этом, что ни за что не успею вовремя придумать достойных аргументов. — Понравилось ли кому-нибудь из вас исполнение Валери… нет-нет, только не начинайте снова кричать! — Я пожалел о том, что у меня с собой нет шпаги, а то бы я быстро тут навел порядок. — Давайте проголосуем поднятием рук. Так все-таки, кому понравилось исполнение?

Примерно треть присутствовавших подняли руки.

— А кому не понравилось?

Таких оказалось столько же.

— А кто из вас говорил не о том и не о другом, а о чем-то совсем ином, просто случайно оказавшись в аудитории?

Все расхохотались. Напряжение спало. Я обвел взглядом своих несколько озадаченных учащихся. Большинство из них все еще держали в руках лютни, и я поразился тому, что почти все они — мои ровесники, а то и младше. Стараясь говорить как можно более мягко и деликатно, хотя сердце у меня бешено колотилось, я сказал:

— M'es vis, Валери сама должна решить, что для нее важнее — она настоящая артистка. Что ты сама ощущала, Валери, играя так, как играла только что? Тебе было не по себе?

Она опустила глаза. Лицо ее потускнело, а мне было так больно смотреть на белую кожу, просвечивающую между черными короткими волосиками у нее на макушке.

— Ноп, мистер Леонес, не было. На самом деле дома, когда я одна, я обычно так и играю эту пьесу, и я так ее играла давно, задолго до вашего приезда. Просто у меня не было слов, чтобы поговорить о том, что я делаю.

Пол, похоже, был потрясен до глубины души.

— Валери, но зачем тебе вообще понадобилось этим заниматься?

Валери отвернулась от него, встала, отнесла мою гитару на место, осторожно поставила на подставку и только тогда ответила:

— Так лучше звучит. Я так думаю, что я более хороший музыкант, чем компьютер.

— Ты мне никогда не говорила, что занимаешься этим!

Похоже, он был оскорблен не на шутку.

— Я ни кому об этом не говорила — кроме преподобного Сальтини, конечно.

Пол ахнул.

— Значит, все это ловили на мониторы — а ты… ты продолжала этим заниматься?

Она кивнула.

— Я уже говорила: мне кажется, что так звучит лучше.

Если мне казалось, что раньше мои учащиеся шумели, то как они встретили это заявление, прозвучало под стать канонаде. Такого средоточия гнева и оскорбленности в одном отдельно взятом помещении я не мог припомнить с того вечера, когда погиб Рембо. Почти все болтали на рациональном. Мало того что я ничего не понимал, так еще и ритм перебранок был жутко раздражающим, неровным, каким-то заикающимся.

1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 95
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?