Князь советский - Эльвира Барякина

Надо купить новый лифчик, и остальное белье тоже… Черт, придется опять залезать в долги в ОГПУ-шном кооперативе!

При мысли об ОГПУ Галя поежилась. А вдруг Алов узнает, что она променяла его на иностранца? Он был жутким собственником и считал, что мужчина может изменять – у него природа такая, а женщина должна безраздельно принадлежать своему господину.

Как быть с посиделками в его кабинете? Ведь немыслимо отдавать себя Алову после того, как у нее завязались отношения с Климом! А если отнекиваться, тот сразу заподозрит неладное.

«Навру ему, что у меня началась женская болезнь, – решила Галя. – Если надо – добуду справку от доктора».

Проезжая мимо церкви Архангела Гавриила, Галя подняла глаза на смутно поблескивающий в темноте крест и поклялась, что не будет больше курить и бить Тату. У нее начиналась новая жизнь – полная волнений, страхов и небывалых надежд.

4.

Клим закрыл за Галей дверь и вернулся в комнату. Сел за стол. Открыл «Книгу мертвых».

В его дневнике записи не соответствовали числам, указанным на страницах, и последние, еще декабрьские откровения попали на апрель:

16 апреля: Повешены революционеры Желябов, Перовская, Кибальчич, Михайлов, Рысаков (1881 г.)

17 апреля: Расстрел рабочих на Ленских приисках (1912 г.)

Клим обмакнул перо в чернила и приписал снизу: «6 января: умерла Нина. (1928 г.)»

Он долго сидел, глядя на влажные фиолетовые буквы. От настольной лампы веяло электрическим жаром… На собственных пальцах, вокруг ногтей, все еще темнела кровь человека, который пытался похитить Китти: впопыхах Клим не успел как следует вымыть руки.

Он принялся брезгливо оттирать кровь промокашкой, потом бросил… Какая, к черту, разница?

Когда Галя целовалась, от нее нестерпимо пахло табаком и каким-то лекарством. Жалкий суррогат, отчаянная попытка сжечь мосты и доказать самому себе, что возврата в прошлое не будет.

Но Галя, по крайней мере, не предаст… Или это только кажется? Ведь она пишет на него доносы в ОГПУ, и предавать – ее профессиональная обязанность.

Скрипнула входная дверь.

– Барин, ты чего не спишь? – послышался голос Капитолины. – Я в церкви помогала с уборкой, вот и припозднилась… А ты все работаешь?

Она заглянула в комнату и в веселом недоумении посмотрела на Клима.

– Во дурной! В такой великий праздник и работает! Ой, я ж тебя не поздравила! С Рождеством! Я тебе утиралочку новую вышила.

Она сбегала к себе и вернулась с носовым платком и парой варежек.

– Это тебе, а это Китти. Если б у меня пряжа осталась, я бы и Тате связала. Галя говорит, что у ейной дочки рукавиц нету и от этого завсегда сопли текут.

Клим подарил Капитолине два рубля и еще один сверху – на нитки для Татиных варежек.

– Ну ты у нас не барин, а золото! – ахнула она. – Всех девок осчастливил под самую завязочку.

Капитолина размотала платок и спрятала деньги за пазуху.

– Пойду к колдуну и попрошу, чтобы он мне жениха присушил, – сказала она, покраснев. – Хорошо б попался делегат из Нарпита или член завкома. А еще мне один красноармейчик нравится – что в Мавзолее Ленина сторожит. Я уж два раза в очереди стояла и все на него любовалась. Трудно ему, сердечному: не вздохни, не моргни и только думай о том, как бы народ вождя не спер!

– А ты что, веришь в колдунов? – спросил Клим.

Капитолина уперла руки в бока.

– Они, знаешь, какие сильные бывают! Они тебе кого хошь присушат… – Она огляделась, подыскивая должный пример, и увидела на ковре книгу со сказками. На ее обложке была нарисована Спящая Царевна в хрустальном гробу. – Вон хоть ее!

Клим невесело усмехнулся: хороша аллегория! Его Нина – та, прежняя, – действительно попробовала запретный плод и заснула вечным сном. Она дышала, ее сердце билось – но толку-то что? Сон разума рождает чудовищ, и от Нины действительно ничего не осталось, кроме внешней оболочки.

5.

Ночью Клим так и не смог уснуть. Он вспоминал Нину: как она стояла рядом со своим новым мужем – ясноглазая, роскошная и недоступная… Как колотила ладонью в стекло таксомотора, зачем-то желая оправдаться перед Климом.

Какие уж тут оправдания? Она поступила так, как и стоило ожидать: разыскала единственного на всю Москву миллионера и вышла за него замуж. А что касается развода – по советским законам предыдущего супруга можно было известить по почте: плати госпошлину, посылай заказное письмо и считай себя свободной.

На Рождество Клим получил не только сталинское письмо, но и ясный ответ на все вопросы. Он боялся, что Нина погибла в Москве, – так и случилось.

Возвращаться в Шанхай не имело смысла. Какое будущее ждало там Китти? Местные европейцы и американцы расценивали азиатов как людей второго сорта, а в китайском обществе женщина приравнивалась чуть ли не к мебели.

«Неудачное» происхождение можно было сгладить только блестящим образованием. Клим должен был всеми правдами и неправдами устроить Китти в хорошую европейскую школу, а для этого нужны были деньги и вид на жительство. Хорошо было бы добиться перевода в Лондон, но пока Клим не мог претендовать на место в европейских бюро: его послужной список в «Юнайтед Пресс» был слишком мал.

Ну что ж, цель ясна: надо раздобыть интервью со Сталиным, а потом перебираться в Европу.

Что касается Нины – она больше не существовала для Клима.

1.

Нина не раз задавала себе вопрос – как так получилось, что она пошла на поводу у Оскара и сделала вид, что не было никакого изнасилования?

В ночь, когда она попала в дом Рейха, ей пришлось сделать выбор – кем считать себя: либо жертвой, о которую вытерли ноги, либо искусной куртизанкой, которая сама соблазнила мистера Рейха.

Она выбрала второй вариант. Жертве надо было бежать в милицию, плакаться и проходить медицинское освидетельствование, а куртизанка могла с усмешкой выслушать пылкие извинения Оскара и с большим достоинством принять его приглашение погостить – сколько ее душе угодно.

Но одно стало цепляться за другое: Оскар начал ухаживать за Ниной – с букетами, подарками и комплиментами.

– Я закончу кое-какие дела в Москве, и мы с вами поедем в Нью-Йорк, – обещал он ей. – Это великий город и вы там добьетесь невероятного успеха!

Разумеется, они делили постель: приняв условия игры, Нина уже не могла от них отказаться. Она утешала себя тем, что все это происходит не с ней, а с баронессой Бремер, и в сложившейся ситуации она сделала правильный выбор. Оскар Рейх был единственным человеком, кто мог ей помочь, – у него имелись деньги, связи и, главное, надежное положение в большевистском обществе.