Экстремист - Сергей Валяев

— Прощаемся, Иннокентий Николаевич.

— Вы уж, батенька, заходите к старику. На коньячок-с.

— Непременно-с.

В коридоре вспомнил об Арсенчике, жив ли он еще? Живехонький, но малость отупевший от общения с дамой в бигудях. И от мопса. Тоже в бигудях.

— О, пап`а! Радость какая! Твой зятек наеп`нулся! На вечные времена! Ха-ха!

— Клариса, прекрати, — поморщился академик. — Ты пугаешь своего юного друга.

— Меня пугает? — обиделся Арсенчик.

— Такого не застращаешь, — хихикнула гарпия с мопсом. — Арсенчик, такой! Я от тебя тащусь. Будь моим, — и уточнила, — телохранителем.

— Мадам, прошу прощения, — щелкнул я каблуками. — Он уже выполняет спецзадание родины.

— Жаль, — цыкнула мегера, — ему было бы приятно охранять мое тело. Так, Арсенчик?

Я понял, время убираться подобру-поздорову, пока мы не понесли потери в своих рядах. Что и сделали с горячкой отступающей армии. На заранее подготовленные позиции. Взяв обязательство ещё раз прийти в гости. После радостных дней траура по усопшему.

Уф! Мы устремились от бронированных дверей, будто уселись на реактивный двигатель последнего поколения.

Мать моя родина! Спаси сыновей своих от крашенных теток, всучивающих динамитные короба любимым супругам, а от врагов мы как-нибудь сами отобьемся.

В джипе я перевел дух и дал команду на отбой. Все, шарада решена. С напряжением морально-нравственных сил.

А не рвануть ли нам в Ливадию, хотя бы на несколько часов. Чтобы смыть в баньке и речке все свои грехи — смыть мерзость и кровяную слизь повседневности. И упасть в прибережные травы. Или пусть даже в коровью лепеху. О чем я и сообщил по радиосвязи всей группе — о лепехе. Мое предложение было принято с восторгом, и мы покатили на природу заряжаться живительной энергией колдовской нашей Ливадии.

Понедельник — день тяжелый. И с этим трудно не согласиться. В особенности после праздничных мероприятий. На ливадийских грядках. С парной банькой. А после неё — квасок с хренком. Холодный квасок до ломоты в зубах. Эх, Ливадия, Ливадия, родина моя малая…

Моя жена Полина вместе со своей мамой Екатериной Гурьяновной, то бишь моей тещей, привели дом в образцовый порядок, что можно было принимать дипломатов. Но вместо них оказались мы.

— Как дела, родная? — поинтересовался я, улучив момент. — Лариска Борсук интересовалась: не родила?

— Паразит, — отмахнулась жена. — Я же просила, а ты?..

— Больше не буду, — обнял за плечи. — Родим всем на зло.

— Сделал свое дело — гуляй смело, — с завистью вздохнула Полина. — А я как дура… сижу на грядках.

Когда выяснилось, что мне таки удалось заслать астронавта на незнакомую планету, жена, рыдая и стеная, устроила истерику. И заявила, что сделает аборт. Женщин я не бью — по принципиальным соображениям. Но, чтобы снять все вопросы, отвесил полноценную пощечину любимой и предупредил её о нехороших последствиях. Во всех смыслах. Наверное, я умею быть убедительным? И теперь мы имеем то, что имеем: новый мир, родной и пока неведомый.

Родим — несмотря ни на что: вот лозунг мой и всего нашего славянского народа.

Вечером, откушав домашних пирогов, наша боевая группа отправилась в город выполнять задание Родины (большой).

И вот теперь — понедельник, враг всего человечества. Я бы на месте ООН отменил этот день как вредный. После выходных — вторник. Два вторника. И никаких проблем.

В 6.00. утра генерал Орехов ярился через телефонную трубку, требуя объяснений по поводу трупа гражданина Моргулица. Генерал — поскольку наш товарищ пошел на повышение.

— А кто это? — пошутил я со сна. — Кстати, Вольдемар, поздравляю с генеральским званием.

— Александр Владимирович, — стальным голосом проговорил специалист по антитеррору. — Вы что себе позволяете? У Моргулица есть депутатский иммунитет.

— Был, — поправил я.

— А за поздравление спасибо.

— Пожалуйста, — ответил я. — С вас, генерал, бутылка.

— Две бутылки, если ответишь на вопрос: кто убил Моргулица?

— Не мы.

— А кто?

— Это не телефонный разговор, — потянулся к окну. Даже птахи не функционировали в кипенном рассвете. Что это с господином Ореховым? Волнуется за свое теплое, насиженное местечко и новое высокое звание?

В конце концов, накрепко обматерив друг друга, мы уговорились о встрече на нейтральной полосе. В известном для всех спецслужб местечке. В уютном скверике между двумя театрами. Под липами. Удобная точка для доверительных бесед, содержание которых тотчас же становится известным дворникам из Лубянки.

Когда вы с приятелем, отдыхая на лавочке, болтаете о любимой власти всякие пакости и замечаете, как медленно к вам приближается человек, шаркающей метлой по дорожке, убедительная просьба произносить слова четче и громче. Для облегчения труда операторов, страдающих профессиональным заболеванием — тугоухостью.

Надо понимать, у нас каждый имеет право на труд, и работает там, где отечество приказывает. Помогайте бойцам невидимого фронта, и они помогут вам. Шутка.

В скверах разгуливал праздный люд: мамы катили коляски, папы листали газеты, пенсионеры колотились в шахматишки, сознательные бойскауты тренировали Джульбарсов для будущей службы на границе с Украиной.

Светило катилось в деревьях, как колесо истории во времени. Воздух был прозрачен и чист, как шведская водка «Aбсолют».

Заканчивая марш-поход по городу, я увидел уморительный пейзаж. Пяток дворников толпились на одном квадратном метре. Без орудия производства. Но в плащах и фетровых шляпах.

В самом квадрате примечался новоявленный генерал, замаскированный под простого советского (б) чиновника. В костюмчике от покойного Версаче.

Я хотел пройти мимо, чтобы телохранители случайно из меня не сделали мишень. Но меня признали, отмахнув — милости просим в священный квадрат.

Люди в плащах и шляпах растворились в соседних кустах, будто грибники в лесу. И мы могли спокойно поболтать на волнующие нас проблемы. На лавочке. Под липами. На которых шебаршились пташки — капали пометом на планету. Мне-то что — я в курточке, а вот ежели такая едкая плюха на Версаче? Я было собрался предупредить товарища об этой опасности, да он отвлек вопросом о ЧП близ железнодорожного вокзала.

Я привел убедительное алиби о непричастности меня и нашей группы к бомбе. Это не наш метод убеждения, сказал я. А чей, спросил генерал. Я доложил. В общих чертах, но с некоторыми конкретными подробностями, касающих финансовых махинаций. Орехов задумался. Или сделал вид, что задумался.

— Молодчина Кеша. Хитро сработано. Не копнешь. Да, и зачем копать?