Нездешний - Дэвид Геммел

— Назад! — передал Дардалион, и Тридцать помчались обратно к лесу.

Зверь гнался за ними. Дардалион замер на миг, лихорадочно обдумывая случившееся. Черные Братья, соединившись, создали это чудовище. Реально ли оно? В глубине души Дардалион понимал, что да.

— Ко мне! — передал он, и Тридцать собрались вокруг него. — Один воин. Один разум. Одна цель, — произнес он, и Тридцать слились воедино.

Дардалион ощутил, как его разум тает, соединяясь с другими, а сила растет.

Там, где были Тридцать, возник Единый с горящими глазами и мечом, похожим на застывшую молнию.

С яростным криком Единый бросился на зверя. Чудище взревело и выбросило вперед когтистые лапы, но Единый обрушил на него свой меч. Отрубленная лапа полетела вниз. Взвыв от боли, зверь разинул пасть и устремился на врага. Единый заглянул в пасть и увидел там многочисленные ряды зубов, острых, как черные мечи Братства. Он высоко занес свой клинок и метнул его, как молнию, в разверстое жерло. В руке у Единого возникали все новые и новые молнии, и он метал их во врага. Зверь пятился под ударами и клубился, меняя форму.

Вот темные фигурки разлетелись от него в разные стороны, и он весь как-то съежился. И тогда Единый раскинул руки и ворвался в самое сердце тучи, терзая ее в клочья. Вопли и боль гибнущих Братьев захлестывали его. Туча рассеялась. Души уцелевших устремились в свои тела. Единый, обстреляв их напоследок громовыми стрелами, впервые увидел звезды и полетел к ним.

«Как они прекрасны! — думал он, оглядывая всевидящими глазами мерцающие разными красками планеты, где клубятся облака над пересохшими океанами, и примечая вдали комету, пересекающую просторы Вселенной. — Как много в мире чудес!»

Дардалион, заключенный в Едином, рвался на волю. Он позабыл свое имя, и сонливость одолевала его. Мысли Астилы накатывали на него, как туманные волны. Он один. Нет, не один. Их много. Вот нахлынула радость, и он увидел в воздухе радужный дождь метеоров. Это зрелище восхищало Единого. Астила упорствовал. Их много. Сколько? Нет, не один. Он медленно считал, выискивая в памяти собственные мысли. Потом всплыло имя — Дардалион. Это его так зовут? Нет, другого. Астила слабо позвал, но не получил ответа. Сколько их?

Тридцать. Вот оно, магическое число. Тридцать. Единый содрогнулся, и Астила вырвался на волю.

— Кто ты? — спросил Единый.

— Астила.

— Зачем ты ушел от меня? Мы — одно.

— В тебе есть еще Дардалион.

— Дардалион? — повторил Единый, и молодой священник шевельнулся в его глубине. Астила одно за другим выкликал имена Тридцати, и они оживали и разъединялись, смущенные и растерянные.

Уже близился рассвет, когда Астила наконец повел их домой.

Их души вернулись в тела, и они проспали несколько часов. Дардалион проснулся первым, разбудил остальных и позвал к себе Астилу.

— Ночью ты спас нас, — сказал Дардалион. — У тебя есть дар видеть истину сквозь обман.

— Но Единого создал ты. Без него мы расстались бы с жизнью.

— Мы чуть было не расстались с ней. Единый был не менее опасен для нас, чем Облачный Зверь, и во второй раз нас спас ты. Вчера настоятель предостерег меня, и я обещал подумать над его словами. Нам нужен порядок, Астила... нужен устав. Я стану настоятелем Тридцати, но и тебе отведу не менее важную роль. Я буду Голосом, а ты — Глазами. Вместе мы отыщем путь, угодный Истоку.

Нездешний откинулся в седле, глядя на Дельнохский перевал и надирские равнины за ним. Караван остановился на ночлег перед опасным завтрашним спуском. Перевал около мили шел вниз по предательским осыпям, и нужна была недюжинная смелость, чтобы провести повозки по узкой извилистой тропе. Почти все беженцы заплатили за это людям Дурмаста большие деньги, а сами собирались идти пешком позади.

С севера задувал холодный ветер, и Нездешний позволил себе немного умерить бдительность. Ни Кадораса, ни Братства не было пока не видно не слышно, хотя он беспрестанно оглядывался назад. Нездешний усмехнулся. О Кадорасе говорят: если ты не видишь его, ты в опасности, если ты видишь его — это смерть. Нездешний соскочил с седла и отвел коня в отгороженный веревками загон. Он расседлал его, вытер, покормил зерном и прошел в середину лагеря, где кипели на кострах чугунные котелки.

Дурмаст сидел, окруженный путниками, и потчевал их рассказами о Гульготире. В красном свете костра его рожа казалась не столь зверской, а улыбка — теплой и дружественной. Дети собрались вокруг, тараща глаза на великана и с разинутыми ртами слушая его сказки. Трудно было поверить, что эти люди бегут от страшной войны, что многие из них лишились друзей, братьев и сыновей. Надежда на скорое избавление прорывалась в чересчур громком смехе и шутках. Нездешний перевел взгляд на людей Дурмаста, сидящих в стороне. Крутые ребята, сказал Дурмаст, и Нездешний знал, что это такое. Головорезы, одно слово. В дни мира и благоденствия достойные горожане из тех, что сейчас смеются и поют у костров, запирают от таких двери — а уж в путешествие с ними никто и ни за какие деньги не отправился бы. Теперь же их спутники смеются, как дети, не понимая, что попали из огня да в полымя.

Нездешний повернулся, собираясь принести одеяла, — и застыл. Футах в десяти от его костра стояла Даниаль. Блики огня плясали в ее рыжих волосах. На ней было новое платье с вышивкой и золотой каймой на подоле. Нездешний проглотил комок в горле и втянул в себя воздух. Тут она обернулась и увидела его. Она улыбнулась с искренней радостью, и он возненавидел ее за это.

— Наконец-то ты заметил меня, — сказала она, подойдя.

— Я думал, ты осталась в Скарте с детьми.

— Я оставила их у священников Истока. Устала я от войны, Нездешний. Хочу куда-нибудь, где можно спать спокойно, не боясь завтрашнего дня.

— Нет такого места на свете, — бросил он. — Давай-ка пройдемся немного.

— Я готовлю ужин.

— Потом приготовишь. — Он отошел к перевалу, и они сели рядом на камни. — Знаешь, кто ведет этот караван?

— Да. Человек по имени Дурмаст.

— Он убийца.

— Ты тоже.

— Ты не понимаешь. Здесь ты в большей опасности, чем в Скултике.

— Но ты-то здесь.

— При чем тут я? Мы с Дурмастом понимаем друг друга. Мне нужна его помощь, чтобы найти доспехи, — он хорошо знает надиров, и без него мне не обойтись.

— Ты же не позволишь ему причинить нам зло?

— Не позволю? Кто я такой, чтобы позволять ему или запрещать? У него тут двадцать человек. Черт тебя возьми, Даниаль, ну зачем ты потащилась за мной?

— Да как ты смеешь? Я знать не знала, что ты едешь с нами. Твое самомнение не знает границ.

— Я не это имел в виду, — примирительно сказал он. — Просто стоит мне оглянуться — и ты тут как тут.