28 панфиловцев. "Велика Россия, а отступать некуда - позади Москва!" - Владимир Першанин

– Не надо. От Сенгирбаева мало что осталось. Нагребите холмик прямо здесь. Где погиб, там и пусть лежит. Чего его тревожить?

На холме, в километре от позиций стоял танк «Т 3». Подошли еще два танка, но пока не стреляли.

– Присматриваются, – сказал Петр Емцов.

В воронку сложили тела погибших. Раненых перевязали. Один из бойцов был сильно обожжен. Он то приходил в сознание, то снова терял его, стоная и вскрикивая от боли. Помочь ему было нечем. В спекшуюся гортань невозможно было даже влить немного разбавленного спирта.

Василий Клочков вместе с Петром Емцовым подсчитывали оружие и боеприпасы. Остался один пулемет Дегтярева, но к нему прибавился трофейный «МГ 34», снятый с подбитого танка. Патронов тоже пока хватало. Имелись противотанковые и ручные гранаты, с десяток бутылок с горючей смесью.

Политрук и оставшиеся в живых бойцы понимали, что очередная атака будет последней. Они держались уже несколько часов. Почти все имели ранения и контузии.

Глядя, как готовятся к атаке немецкие танки и скапливается пехота, Василий Клочков сказал:

– Велика Россия, а отступать некуда: позади – Москва.

Это не было громкими словами. Политрук и его бойцы приняли решение драться до конца. Отступать окруженному и израненному взводу было некуда.

Танков было не двадцать и не тридцать, как описывали некоторые корреспонденты. Немцам не было необходимости пускать на остатки упрямого русского взвода такое количество бронетехники. Тем более бой вели весь 1075 й стрелковый полк и практически вся 316 я дивизия генерала Панфилова.

Он был недолгим, этот последний бой. Те, кто остались в живых из 28 человек, дрались до последнего.

Гранатами и бутылками с горючей смесью они подбили и подожгли два танка. Красноармеец Григорий Петренко, скользя по обледенелому закопченному снегу, бросил противотанковую гранату под гусеницы «Т 3».

Одна из гусениц была надорвана. Механик выскочил наружу, чтобы глянуть, способен ли танк двигаться. Винтовочная пуля свалила его рядом с машиной.

Петренко спрыгнул в ближайший окоп. Нашарил в нише несколько гранат, но противотанковых среди них не было. Бросил две «РГД 33», которые взорвались рядом с танком.

Немецкий лейтенант перебрался на место механика. Двигатель от сотрясения заглох. Пока он его заводил, Василий Клочков подбежал почти вплотную и бросил бутылку с горючей смесью. Двигатель завелся, но это не имело значения, машина горела.

Из люков выскакивали танкисты. Политрук из трофейного «вальтера» успел застрелить двоих, остальных добили красноармейцы.

Немецкое штурмовое отделение прокладывало себе путь автоматным огнем и гранатами. Им не дали продвинуться далеко. Полетели в ответ «лимонки», ударил ручной пулемет.

Василий Клочков упал. На спине полушубка виднелось несколько выходных отверстий от пуль.

– Политрука убили!

Клочков был смертельно ранен. По свидетельству одного из уцелевших панфиловцев, он приподнял голову и прошептал:

– Помираю, брат. Когда-нибудь вспомнят нас. Если будешь жив, передай нашим…

Политрук Василий Клочков умер, не закончив фразу.

Остатки израненного взвода держались еще какое-то время. Стрелял до последнего Петр Емцов, несколько раз раненный. Его срезала пулеметная очередь.

Немецкие солдаты настороженно шли мимо тел погибших и окопов, в которых так упорно сражался безвестный тогда стрелковый взвод.

Они выполнили свой долг до конца.

В тот день, 16 ноября 1941 года, бои на подступах к Москве шли повсюду.

Рота капитана Гундиловича, разрезанная на две части, после гибели политрука Клочкова и его взвода продолжала вести бой до темноты.

Командир 1075 го полка полковник Карпов И. В., вспоминая тот бой, рассказывал, что на участок полка волнами шли танки, по 15–20 в группе. Причем главный удар был направлен на позиции 2 го батальона, так как местность там была наиболее удобная для продвижения танков.

Командир полка рассказал также, что когда после прорыва немецких танков он собрал остатки полка, чтобы дальше вести бой, оказалось, что 4 я рота Павла Гундиловича понесла самые большие потери – уцелели 20–25 человек.

На этом участке сражался и погиб взвод во главе с Василием Клочковым.

Капитана Гундиловича хорошо поддерживало единственное оставшееся орудие из батареи Матвея Сташкова. Когда танки приблизились, расчет сумел поджечь один из них и подбить второй. Поврежденную машину немцы вытащили на буксире.

Еще один танк, сминая окопы, пытался прорваться к командному пункту. Его сопровождала пехота. Гранатометчикам трудно было приблизиться к танку.

Павел Гундилович переместил станковый пулемет и заставил пехоту залечь. Но «Т 3» с расстояния ста метров вложил осколочный снаряд и смял, исковеркал «максим». Погибли два человека из расчета.

Паузой воспользовались лейтенант Шишкин и бойцы с бутылками с горючей смесью и подожгли «Т 3».

Из люков выскакивал экипаж, к нему присоединилась пехота. Михаил Шишкин открыл огонь из автомата, успел срезать очередями двоих немцев, но у него закончились патроны.

Это был последний диск, оставался лишь пистолет. Завязался близкий бой. Михаил застрелил унтер-офицера и едва увернулся от брошенной в него гранаты.

Красноармейцы пошли в штыковую атаку, закололи несколько немецких солдат, но сами несли потери от автоматных очередей в упор.

Еще один танк зашел с фланга и двумя снарядами опрокинул, вывел из строя единственное оставшееся орудие. Капитана уцелевшие артиллеристы отнесли в дальний окоп.

Взводный Шишкин, подобрав винтовку со штыком, вел за собой взвод. Они сумели отогнать прорвавшихся немецких солдат и захватить трофейный пулемет.

Этот пулемет помог продержаться остаткам роты Гундиловича какое-то время. Бойцы под пулями ползали по нейтральной полосе, собирая патроны и гранаты.

Командир полка полковник Карпов вспоминал:

– Шестнадцатого ноября у разъезда Дубосеково в составе батальона дралась вся четвертая рота, а не 28 бойцов, как писали в газетах. Из 140 человек личного состава роты остались в живых 20–25 человек, которые после долгого упорного боя прорвались из окружения.

В конце декабря, когда дивизия была отведена на переформирование, в полк приехал военный корреспондент Кривицкий вместе с представителями политотдела. В тот день командир полка впервые услышал о 28 героях-панфиловцах.

– Я заявил им, что с немецкими танками дрался весь полк, а не 28 человек.

Затем в политотделе долго уточняли фамилии. Получилось так, что бойцы и командиры, дравшиеся с врагом бок о бок, были поделены на две части.