Париж от Цезаря до Людовика Святого. Истоки и берега - Морис Дрюон

Вспыхнувший в XVII веке пожар, уничтоживший бо́льшую часть сделанного при Филиппе Красивом, в том числе прекрасные мраморные статуи правителей и знаменитый мраморный стол,[234]и другой пожар, в XVIII столетии, привели к необходимости частично реконструировать здание, но работы производились уже с учетом стиля того времени, в котором его реставрировали. В XIX веке дворцу окончательно придали тот вид, который нам знаком. По этому строению в композитном стиле можно изучить все периоды развития французской архитектуры.

Королевский дворец в Сите. Интерьер зала. XII в.

Печать Роберта Благочестивого

Истцы продолжают приносить сюда жалобы по поводу какого-то конфликта, адвокаты все так же выдвигают аргументы в защиту подсудимого, судьи по-прежнему выносят приговоры… Здесь расследуют преступления, как и во времена первых королей, а Кассационный суд заседает почти там же, где при Людовике Святом помещалась Судебная коллегия.

Кто спорит, в мире есть куда более красивые здания, более цельные, а главное – более гармоничные, но вряд ли можно найти такое же волнующее, как это: камни, из которых оно сложено, скреплены, связаны, соединены между собой человеческими судьбами, и когда ты идешь по нему, то с каждым пройденным метром углубляешься в саму историю.

А ведь построивший его король в последние годы жизни жаловался на то, что не может добиться справедливости для себя самого. Сыновья взбунтовались и принялись грабить и жечь его владения, по его же собственным словам, они вели себя по отношению к отцу как крупные феодалы.

Жалоба в такой форме была не случайна: истинным бедствием для новой династии стало наследство, полученное от прежней, – феодализм.

Редкий правящий класс обладал таким низким культурным уровнем, как этот – класс сеньоров, крупных и мелких землевладельцев, сидевших взаперти в своих унылых квадратных башнях и выбиравшихся оттуда только для того, чтобы заставить людей склониться перед ними, а животных – в ужасе разбежаться. Война, охота, адюльтер, а в качестве побочного занятия – грабежи и насилие: вот и все дела, которыми они занимались. Женщины в этом смысле были не лучше мужчин, они были столь же воинственны, так же увлекались охотой, так же легко шли на любое злодеяние, лишь бы утолить скотскую – иначе не назовешь – страсть… Словом, обольстительности у какой-нибудь владелицы замка в 1000 году было примерно столько же, сколько у солдата-наемника. А если одной из этих дам случалось полюбить изящные искусства, это пробуждало в ней (вспомним Обре д’Иври[235]) желание казнить архитектора, чтобы он не выстроил другим нечто похожее на то, что сделал для нее…

В деревнях практически не осталось свободных людей: сеньоры вынуждали тех, кто живет на их землях, признавать себя сервами, то есть рабами. Что же касается семей, которые поколениями жили в рабстве, то случалось, что при передаче наследства они оказывались собственностью нескольких владельцев, и детей из такой семьи делили, как скот или выводок домашней птицы…

Ни одно общество не было столь реакционным, как это, потому что право здесь было основано лишь на повторении предыдущих действий: «Наши отцы этим владели, им была дарована вот эта вот привилегия, им принадлежало на это исключительное право пользования…» – вот и весь разговор. Таков кодекс законов феодала. Разбой, совершенный дедом при въезде в свой домен, ограбление им путника, выкуп, который он потребовал с прохожего, при внуке становился дорожной пошлиной, которую он взимал постоянно. Никаких законов – одни обычаи, да и те сами по себе чаще всего были лишь повтором старых злоупотреблений.

Анна Киевская – королева Франции. XVII в. Собор Сен-Венсан в Санлисе

Церковь, владевшая огромным количеством земли, недвижимости и послушной рабочей скотины, благословляла этот общественный строй. Когда читаешь вот такие заявления, вышедшие из-под пера монаха, можно подумать, будто уже прекратили проповедовать Евангелие: «Всякая власть – от Бога, который дивным и высочайшим образом устроил так, чтобы на земле были цари, герцоги и другие люди, долженствующие приказывать другим. Богом положено, чтобы малые, и это логично, зависели от великих. Самому Господу угодно, чтобы между людей одни были сеньорами, а другие – сервами».

Этот текст приводит в замешательство, но вспомним, что многие из нас были современниками Гитлера, который, стремясь к иным целям, руководствовался теми же принципами.

Помимо всего прочего, владельцы поместий так хорошо ими управляли, что два года из трех там не было урожая, а стало быть – люди голодали. Единственным средством, которым могли воспользоваться сервы, были мятежи, бунты. Крестьянские восстания, подобные тому, которое позже назовут Жакерией,[236]начались приблизительно на рубеже тысячелетий. Первой песней свободы, прозвучавшей на французской земле, первой революционной песней была такая:

Ту же кровь и ту же плоть

Дал и нам, и им Господь,

Те же ноги, те же руки,

Те же боли, те же муки —