Жар предательства - Дуглас Кеннеди

– Votre adresse[78], – сказал он, жестом предлагая мне выйти из машины. Я достала из кармана купюру в сто дирхамов и протянула ему. Пожав плечами, он взял деньги и кивнул. Когда я стала выбираться с заднего сиденья, он произнес последние два слова:

– Bonne chance[79].

И вот я, захлопнув дверцу машины, уже стою на улице со своим рюкзаком. Драндулет Симо выпустил напоследок струю выхлопов и влился в уже уплотняющийся поток автотранспорта. Я снова посмотрела на часы, подумывая о том, чтобы немедленно подняться в квартиру Самиры, постучать в дверь, заявить о себе, заставить мужа покинуть ее постель и уйти со мной.

Но все мои инстинкты восставали против такого решения. Требовали, чтобы я ушла. Минимизировала потери. Смирилась с печальным концом своей супружеской жизни. Постаралась не спасать его, как бы я того ни хотела, все еще хотела. Как бы ни боялась и ни тревожилась, что мой муж очертя голову мчится к некой точке невозврата.

Я понимала, что торгуюсь сама с собой, уговариваю себя занять некую компромиссную позицию, которая не привела бы ни к чему хорошему.

Иди в кафе. Закажи кофе. Попроси, чтобы тебе вызвали такси. Немедленно. Езжай в аэропорт. Садись в самолет. Захлопни за собой эту дверь… навсегда.

Вместо этого я надела рюкзак и перешла улицу, остановившись у ее дома. Пробежала глазами список жильцов рядом с номерами квартир и кнопками на стене по левую сторону от входа. Там были только фамилии; ни Самиры, ни даже буквы «С» не было и в помине. Проклятие… Я подумала о том, чтобы зайти в магазин на первом этаже, показать продавцу фото Самиры и спросить, знает ли он ее. Но потом рассудила, что она, если живет в этом доме, является одним из постоянных покупателей. А значит, если некая американка средних лет с признаками недосыпа и стресса на лице покажет ее снимок и станет интересоваться, как фамилия Самиры и в какой квартире она живет, продавец непременно позвонит ей и предупредит, что внизу о ней расспрашивает какая-то сумасшедшая. А может, еще и полицию вызовет. Так что лучше проявить осмотрительность и подождать.

Магазин меня приятно удивил. Полки ломились от качественных полуфабрикатов, главным образом французского производства. Было много и местных продуктов: хумус, тахини, кускус, разнообразная марокканская выпечка. А также чаи из «Эдьяра»[80] в Париже. И кофе-капсулы «Неспрессо». И бельгийский шоколад. И итальянское оливковое масло высшего сорта. Это был один из тех местных магазинов деликатесных продуктов, которые можно найти в любом космополитическом городе, и он был явно рассчитан на привиредлевого покупателя. Я также увидела полку с иностранными газетами на французском, английском, немецком, испанском и итальянском языках – все свежие издания. Я схватила по номеру «Интернэшнл Нью-Йорк таймс» и «Файнэншл таймс», заплатила, затем снова перешла улицу и отыскала свободный столик на террасе кафе с видом на вход нужного мне жилого дома. Подошел официант. Я заказала завтрак, осознав, что, в довершение к фактически бессонной ночи, я, за исключением кусочка пахлавы, ничего не ела со вчерашнего позднего завтрака, потому что страх и стресс заглушали голод. Ожидая, когда принесут заказ, я разглядывала местность. Почти все здания, что здесь стояли, были построены в стиле ар-деко. Лишь несколько сооружений нового типа, стоявших тут и там, нарушали целостность архитектурной стилистики квартала. Кафе, в котором я сидела, вполне уместно смотрелось бы и в Париже. Рядом с бутиком, специализирующимся на продаже изящно упакованного мыла и масел для ванны, располагался весьма интересный на вид книжный магазин. На рекламных плакатах молодые энергичные мужчины и женщины, работники компаний, мечтательно смотрели друг на друга, демонстрируя последние модели мобильных телефонов. Я увидела магазин электроники, торгующий самыми современными ноутбуками и приборами сотовой связи. Мимо пробегала женщина в облегающих спортивных брюках. У обочин были припаркованы автомобили, среди которых значительное число составляли дорогие «ауди», «мерседесы» и «порше». И ни одной паранджи. Я оказалась в Марокко, совершенно не похожем на то, что существовало в стенах Эс-Сувейры, в мире, который был мне знаком и в то же время абсолютно чужд.

По дороге катили две телеги, запряженные ослами. Один осел остановился и стал мочиться, забрызгивая крыло внедорожника-«мерседеса». Его владелец – тучный мужчина, по виду бизнесмен, в черном костюме и белой сорочке, с сигаретой в одной руке, с мобильным телефоном – в другой – поднялся из-за столика кафе и вперевалку направился к обидчикам, изрыгая упреки и оскорбления. Погонщик осла, стремясь загладить свою вину, стал уголком джеллабы вытирать крыло автомобиля. Хозяина «мерседеса» это разъярило еще больше. Мне принесли апельсиновый сок и круассаны – как раз в тот момент, когда появился полицейский, велевший бизнесмену успокоиться, а погонщику прекратить размазывать ослиную мочу по крылу «мерседеса».

Я с наслаждением откусила круассан, довольная, что наконец-то есть что пожевать. Просматривая международный выпуск «Нью-Йорк таймс», я думала о том, что за все время пребывания в Эс-Сувейре у меня ни разу не возникло мысли купить газету. Зато теперь я читала про спад деловой активности на Уолл-стрит, про новую волну бомбардировок Бейрута, про смерть бывшего диктатора на Кавказе и…

Крики на другой стороне улицы зазвучали громче. Бизнесмен, до того возмущенный мягкой реакцией погонщика на поведение своего осла, окропившего его автомобиль, толкнул бедолагу, так что полицейскому пришлось усмирять его. И тогда бизнесмен совершил чудовищную глупость – отпихнул полицейского, причем с такой силой, что тот отлетел на дорогу. С трудом устояв на ногах, полицейский едва успел увернуться от ехавшей на него машины. Завизжали тормоза, автомобиль врезался в «мерседес».

Поднялся невообразимый шум. Бизнесмен, доведенный до бешенства, рывком открыл дверцу машины, только что расплющившей перед его «мерседеса», и вцепился в водителя. Напуганный криками осел заревел. Его смятенный вопль заставил меня поднять голову от газеты и устремить взгляд через улицу в самый критический момент – как раз когда дверь подъезда отворилась и на улицу вышла молодая женщина с длинными вьющимися черными волосами. В облегающих синих джинсах, эффектных сандалиях и белой льняной блузке свободного покроя, длинноногая, невероятно худая, она была очень высокого роста – более шести футов. Дневник Пола лежал передо мной на столе, и я поспешила вытащить фото Самиры. Снимок, наверно, был сделан несколько лет назад, потому что женщина, на которую я смотрела, была более зрелой, но по-прежнему поражала красотой. Я бросила на стол кое-какие деньги и кинулась к ней. Она стояла неподалеку от места скандального происшествия – бизнесмена как раз заковывали в наручники, – наблюдая за разворачивающейся драмой. Я приблизилась к ней и спросила: