Иероглиф смерти - Антон Грановский

– Вы уже пробовали, – сипло сказала Маша. – И я сказала вам «нет».

Лапников вздохнул:

– Понятно. Такие женщины, как вы, не встречаются с такими мужчинами, как я.

– Это стереотип, – сказала Маша. – Но ломать его я не собираюсь. – Она поднялась из-за стола. – Будьте здоровы, капитан.

– Вам тоже не хворать.

* * *

Едва покинув кабинет следователя Лапникова, Маша достала из сумочки телефон и набрала номер Старика.

– Алло, – услышала она его спокойный, непробиваемо вежливый голос.

– Андрей Сергеевич, я узнала имя следующей жертвы, – на одном дыхании проговорила Маша.

– И кто же это?

– Алена Александровна Логинова, дочь депутата Логинова.

Старик выдержал паузу, а затем уточнил:

– Главы комитета Госдумы по обороне?

– Да.

– Вы уверены?

– Да, Андрей Сергеич, я уверена. Эльза Багирова покончила с собой из-за того, что ее изнасиловали. Устроили это изнасилование ее подруги – Ирина Романенко, Татьяна Кострикова и Алена Логинова. Они позвали Эльзу на вечеринку, напоили ее до беспамятства, а затем отдали на расправу своим парням. Андрей Сергеевич, убийца придет за Логиновой! Но мы должны его опередить!

– Я сейчас же свяжусь с депутатом Логиновым и обо всем ему расскажу. Если потребуется, вышлю его дочери охрану.

– Спасибо, Андрей Сергеич.

– Что-нибудь еще?

– Нет.

– Езжайте домой и отдохните.

– Да, Андрей Сергеевич. Хорошо. Но по пути я должна заехать к брату Эльзы Багировой – Виктору Багирову. Я уже звонила ему и договорилась о встрече.

– Вы могли бы послать Волохова или Данилова.

– Да, но я решила сама.

Старик снова выдержал паузу. Маша подумала, что он начнет укорять ее за чрезмерное усердие, как это сделали Стас и Толя, или пугать возможной опасностью, которая ее поджидает, но это было совершенно не в стиле Старика.

– Хорошо, – спокойно сказал он. – Если узнаете что-то интересное – позвоните мне. В любое время.

Старик отключил связь.

Отыскать дом Виктора Багирова (холост, тридцать шесть лет, не судим) оказалось делом несложным. Гораздо сложнее было проехать к нему, преодолев все препятствия, связанные со строительством новой станции метро.

Таксидермист жил в частном доме. Мария давно не была в этом районе Москвы и теперь смотрела по сторонам с некоторым удивлением. Справа от дороги светились окна шестнадцатиэтажных домов, сверкали неоновые вывески баров, ресторанов и ночных клубов. Слева из сумеречной темноты выступали еще более темные очертания приземистых, одноэтажных частных домов. Справа был почти Лас-Вегас, слева – покрытая тьмой, утонувшая в разводах грязи и мерцающих пятнах луж «деревня Гадюкино».

Нужный дом оказался вблизи строящейся станции метро. Он был огорожен деревянным забором, поверху которого была пущена колючая проволока. Вывеска, прибитая к забору, гласила:

Таксидермическая мастерская В. Багирова.

Изготовление и продажа чучел животных

Буквы были выведены ровно и прямо, видно было, что выводила их крепкая рука уверенного в себе человека. Маша припарковала машину, выбралась из салона и, перепрыгивая через лужи, кое-как добралась до железной дверцы. Здесь она увидела приделанный к забору домофон.

Нажатие кнопки, гудок… В динамике что-то зашуршало, а затем хрипловатый голос произнес:

– Кто там?

Маша склонилась над домофоном и громко сказала:

– Меня зовут Мария Любимова. Я вам звонила пару часов назад.

Дверь с тихим писком отворилась. Мария вошла во двор, с опаской поглядывая по сторонам и ожидая, что из тьмы с лаем выскочит какой-нибудь барбос, как это принято в частных домах, однако ничего подобного не случилось.

Маша взошла на ступеньки невысокого крыльца и собралась постучать в дверь дома, но дверь эта распахнулась сама собой, и в прямоугольнике света Любимова увидела невысокого крепкого мужчину.

– Входите! – сказал он и посторонился, давая Маше дорогу.

В прихожей горела флуоресцентная лампа, и в ее неверном свете Мария с любопытством оглядела Виктора Багирова. Он выглядел на свой возраст. Темно-рыжие, почти каштановые волосы аккуратно подстрижены и зачесаны набок. Взгляд темных глаз поражает своим спокойствием, лицо рябоватое, немного апатичное, но твердая полоска губ говорит о сильном характере.

Одет таксидермист был в белую футболку и джинсы, а поверх всего этого – длинный фартук из грубой коричневой кожи.

– Могу я взглянуть на ваше удостоверение? – осведомился Багиров спокойным голосом.

– Да, разумеется.

Мария достала из сумки удостоверение, раскрыла его и выставила перед собой. Мужчина внимательно прочел все, что там было написано, затем кивнул, посторонился и спокойно проговорил:

– Проходите в комнату, Мария Александровна. Там у меня рабочий беспорядок, но пусть это вас не пугает.

Мария вошла в комнату. И тут же остановилась, изумленно приподняв брови. Повсюду – на шкафах, на полках, на столе – стояли чучела птиц и мелких животных. Все они были выполнены так искусно, что казались живыми.

Окна были завешаны белыми, непроницаемыми шторами. На широком столе лежало что-то жутковатое, напоминавшее зверька, по которому проехал каток. Заметив замешательство Марии, хозяин дома объяснил:

– Вы оторвали меня от работы.

– Вы работаете на дому?

– Да. Здесь у меня и дом, и мастерская, и магазин. Садитесь, где вам удобнее.

Мария прошла к антикварному дивану, покрытому истертой плюшевой тканью, и с опаской присела на краешек. Диван оказался крепче, чем выглядел.

Багиров повернулся к ней спиной и взял со стеллажа початую пачку «Мальборо». Движения у него были сильные и уверенные, а открытая шея напоминала шею борца или боксера.

– Интересная у вас работа, – сказала Маша.

– Ага, – отозвался Багиров, пытаясь найти спички на консоли, заваленной нитками и тюбиками с клеем. – Чем-то похожа на вашу.

– И чем же?

Он закурил, затем повернулся к Маше и ответил:

– На допросах вы, опера и следователи, вытягиваете душу из своих подозреваемых. Я поступаю гуманнее, так как потрошу уже мертвые тушки.

– Не очень удачная аналогия, – сказала Мария.

И снова оглядела комнату. Серая сова и черный ворон, делившие одну полку под самым потолком, холодно и внимательно смотрели на нее сверху, и Мария вдруг подумала, что у человека, который набил этих несчастных птиц соломой и опилками, в точности такой же взгляд.