Свободу мозгу! Что сковывает наш мозг и как вырвать его из тисков, в которых он оказался - Идрисс Аберкан

Мы изменим общество, если поставим развитие личности перед экономической выгодой. Французское слово travail (работа) произошло от латинского tripalium — названия приспособления, которым пользовались во времена античности, чтобы пытать восставших рабов и стреножить строптивых коней. В нашем коллективном бессознательном укоренилась идея, что труд — это вынужденная обязанность, которая будет сопровождать нас всю жизнь от колыбели до могилы и всегда будет причинять страдания. Но это совершенно неверно: стремление много, упорно и даже тяжело работать ради того, что любишь, называется страстью. К сожалению, встретить такое в наши дни — большая редкость. Если наше общество считает себя цивилизованным, потому что в доме есть водопровод и электричество, то в этом смысле нам только еще предстоит провести принципиально новые электрические сети и новый водопровод. Я видел офисы, школы и целые кварталы, где люди не имели понятия, зачем там работают. Это мрачные, лишенные смысла и эмоций учреждения, напоминающие безжизненные пустыни, и они всегда будут психологически грязными и нездоровыми. Там, где нет чувства, где жизнь не бьет ключом, люди подвергают себя медленному загниванию. Мы ощущаем запах болотной воды, но не отдаем себе отчета, что бесчувственные организации могут сгноить целые города.

В переводе с латинского языка слово animus означает «чувство», «дух», «душа». Существуют рабочие пространства, где под предлогом повышения производительности труда забыли о душе, где воцарилась депрессия, иногда доводящая до самоубийства. Они свидетельствуют о том, что человек — это продукт или даже фрукт, который можно либо выжать, либо вырастить. Любое давление оказывает простое, предсказуемое действие, которым легко управлять, и лишь в самых крайних случаях оно может довести до смерти. А рост всегда непредсказуем, управлять им трудно и он не ведет к смерти. В конечном итоге это всегда выгодно. Но бюрократия предпочитает давить на людей, потому что это несложно, даже в науке. Вместо помощи творческому созиданию бюрократия стремится к единственной цели — выдать нужный результат за текущий квартал при минимуме средств и максимуме конформизма.

Физик Фриц Цвикки — гениальный сумасшедший, намного опередивший свое время, — часто называл своих коллег «сферическими ублюдками» или «круглыми дураками». Зная, что сфера всегда выглядит круглой, под каким углом ее ни рассматривать, он давал понять своему собеседнику: «Ты — дурак, под каким углом на тебя ни смотри!» Но я понял, когда работал с предприятиями и организациями, что круглых дураков не существует. Даже худший представитель рода человеческого глуп не до конца, и если присмотреться, то обнаружишь и его мягкосердечие, и уязвимость.

Но так как наше общество отдает предпочтение не живому существу, а функции, оно требует от человека предъявлять себя под одним и тем же углом зрения и никогда не демонстрировать тот аспект своей личности, который выделит его из общей массы и повысит его ценность. Даже если самый круглый дурак не так уж плох, нужно только запастись терпением и отыскать в нем те качества, которые позволят с ним подружиться. «Круглых ублюдков в природе не бывает» — это социальная теорема о том, что существует угол зрения, при котором любой противник может стать другом. Только отыскать его нужно самому, ведь он и пальцем не пошевелит, чтобы его показать.

Этот эффект особенно ярко проявляется в интернете и социальных сетях, где царит троллинг, привлекающий внимание. Если в реальной жизни люди могли бы подружиться, то в виртуальной реальности они, как дети, швыряют друг в друга комья грязи и умеют причинить боль, будучи вполне взрослыми. Лично я часто завязываю хорошие отношения с теми, кто нападал на меня в интернете. Иногда это были люди, которых я уважал, хотя и не был с ними знаком, но мне несложно было найти с ними точки соприкосновения. Иногда я их не знал, но после короткого путешествия по сети соображал, что сможет нас по-настоящему сблизить. Другие настаивали на продолжении конфликта, несмотря на все мои усилия сгладить разногласия. Они стремились подтвердить свой сферический аспект, и часто оказывалось, что многие работали во властных структурах и не признавали права на ошибку.

У «круглого дурака» есть сестра под названием psycatrice. В английском языке «p» в слове psychology — «психология» — не произносится, и получается, что psycatrice звучит так же, как cicatrice — шрам. У каждого из нас есть душевные раны, некоторые зарубцевались, а другие нагноились и отравляют жизнь. Великий суфий Али Н’Дау видит основную причину травмирования в унаследованной модели семейных отношений, которой он посвятил блестящее эссе[151]. Семья и племя являются самыми заметными «поставщиками» предрассудков, доводящих до военных действий, но есть и множество других ситуаций, психологически ранящих человека.

Удел каждого человеческого существа — носить в своей душе боль и травмы. Идеально залеченная рана делает нас сильнее, мужественнее и мудрее, и в этом смысле они полезны. Так возникает тема философского камня, превращающего свинец в золото, а наше эго в ценность для всего человечества: преодолеть душевное повреждение и стать сильнее — и означает получить золото из свинца. Плохо заживленные раны лежат в основе всех страданий и недугов на планете. Они проявляются, когда некто реагирует неестественным образом на обман или нанесенную обиду. Французы наблюдали подобное в 2008 году на Сельскохозяйственной выставке, когда Николя Саркози сказал свое знаменитое: «Ну, тогда отвали, скотина», — человеку, отказавшемуся пожать ему руку.

Иной осудит его, но если глубже проанализировать ситуацию, то можно обнаружить психологическую рану: все объясняется трудным прошлым Николя Саркози, требующим от него сверхреакций. Им владеет страх быть покинутым, связанный с уходом из семьи отца и неприятием его разными группами и влиятельными личностями.

Этот случай особенно известен французам, но надо понимать, что душевные раны есть у всех, а их развитие гораздо коварнее, чем повреждения тела. Предположим, что у меня большой порез ладони и при простом рукопожатии я просто взвою от боли. Стоит первым предупредить собеседника, чтобы он как можно деликатнее пожал мне руку и не заставил страдать еще больше. В противном случае выйдет неловкость, но все будут считать, что ответственность за это лежит не только на мне.

А носитель психологической раны будет последним, кто получит о ней хоть малейшее представление. Только взаимодействие с другими поможет ему обнаружить, что у него в голове, как гвоздь, сидит проблема, а он страдает от собственных мыслей[152]. Порез виден и так, а единственный способ почувствовать душевную рану — это ткнуть в нее пальцем и вызвать острую реакцию. Когда прохожий на улице отвечает насилием на мелкое замечание, вряд ли кто-нибудь заметит в этом накопление раздражения и сжатую пружину, давно готовую разжаться. Пострадавший, в свою очередь, выдаст неадекватную реакцию, словесную или физическую. Вот так в обществе и происходит гигантский обмен насилием и тревожностью, которые передаются от родителей к детям, от одного коллеги к другому. Так было всегда, и чем более подавлено общество, тем легче в нем происходит циркуляция насилия.