Нефертити. Роковая ошибка жены фараона - Олег Капустин

— Да что я, злодейка из сказки, что ли? — расхохоталась младшая сестрёнка. — Дам ему несколько дебенов золотишка, и прощай, милый, навсегда. Ну, и, конечно, строго предупрежу, что если он кому-нибудь откроет нашу тайну, то ему в тот же день перережут глотку в тёмном переулке. Правда, опыт мне подсказывает, что даже угроза такой зверской расправы не удержит язык молодого парня, когда он выпивает со своими приятелями. Не похвастаться, что спал с самой племянницей фараона, не может ни один парень, тем более красавец сердцеед. Да Сетх с ним, пускай болтает. Кто этому сейчас придаёт значение? В народе про нашу семейку такие истории ходят. Однако это не мешает простонародью любить нас, ведь мы же с ним одной крови. Вон как Джабу говорил: наша бабка пироги пекла, а дед коров пас.

— Но это ещё не значит, что мы не должны помнить о чести семьи фараона, — многозначительно проговорила Нефи, играя веером и задумчиво глядя на сестрёнку. — Ладно, — вздохнула она, — призывать тебя вести иной образ жизни — это всё равно, что запретить нашим весёлым подданным по всей стране есть пироги и пить пиво.

— Ишь как заговорила наша Нефи, — усмехнулась опять младшая сестрёнка, — прямо царица, да и только!

— Да, кстати, ты мне напомнила о важном, — деловито проговорила Нефертити, — хватит бездельничать, пора подумать о будущем. Ты можешь мне достать «Гимн Солнцу», который сочинил Хеви-младшенький?

— Конечно, могу, — закивала Нези, уставившись карими глазками на сестру. — Туту, секретарь наследника, продаст всё, что угодно, лишь бы ему хорошо заплатили. Особенно любит яркие украшения.

— Ну, тогда бери вот это ожерелье. Его мне послы из Пунта подарили. Только дикарям и таким, как этот Туту, подобное носить. Но чтобы завтра же гимн был у меня.

— Будет, будет, не беспокойся, сестричка! — воскликнула Нези, проворно убирая ожерелье в кожаный мешочек, висящий у её вышитого золотом пояска. — А зачем он тебе нужен? Ну, шепни хоть на ушко.

— На днях всё сама узнаешь, — отмахнулась Нефертити и посмотрела на быстро темнеющее небо. — Пора нам посетить в последний раз ущелье шакалов. Всё хорошее, к сожалению, быстро кончается, — вздохнула она.

— Да брось ты печалиться, Нефи, — вскочила с раздвижного стульчика младшая Сестра, — наша жизнь ведь только начинается.

— Но такой беззаботной, как сейчас, она никогда уже не будет, — заключила со вздохом Нефертити.

Сёстры вышли из беседки и пошли по дорожке сада в свои покои, чтобы не спеша приготовиться к последнему свиданию в полуразвалившемся храме в ущелье шакалов. Обе девушки грустно молчали. Они словно чувствовали, что беззаботная юность уходит, а начинается полная тревог и опасностей взрослая жизнь.

Через несколько дней на рассвете царевич Аменхотеп вышел из своих покоев в сад. Он так неуклюже-косолапо переставлял свои длинные худые ноги, что спешившим сзади слугам казалось, что наследник престола сейчас неминуемо споткнётся и пропашет носом глубокую борозду в песчаной дорожке. Но из своего печального опыта они прекрасно знали, что сейчас лучше не соваться к мрачному юноше ни с зонтиком, ни с опахалом, ни со складным стульчиком, ни с советом. Небо на востоке багровело, но солнце ещё не показывалось над плоскими вершинами жёлто-пепельных пустынных гор. Птицы уже начали негромко, спросонья хрипловато попискивать. С реки дул прохладный ветерок. Царевич подошёл к берегу просторного пруда и замер в ожидании своего божества — Атона, лучезарного солнечного диска. Он стоял неподвижно в одной короткой набедренной повязке из белого льна и смотрел на восток, где заря уже окрасила небо лилово-алыми бликами встающего солнца. Аменхотеп затрепетал в молитвенном экстазе, как только кромка багрового диска показалась из-за гор, поднял к небу худые длинные руки и начал бормотать слова «Гимна Солнцу», который сочинил несколько дней назад. Но тут свершилось чудо! Прекрасный женский голос в сопровождении мягкого звона цитр запел этот гимн. Царевич вздрогнул и прислушался.

— «Ты установил ход времени, чтобы вновь и вновь рождалось сотворённое тобой, — пела незнакомка так проникновенно, что слёзы навернулись на глаза Хеви-младшего. — Ты создал далёкое небо, чтобы восходить на нём, чтобы видеть сотворённое тобой...»

— О, великий Атон, ты наградил меня за мою преданность прекрасным созданием! Где она, божественная, я хочу распластаться перед её ногами, как горстка ничтожного праха. Я думал, что только я способен так беззаветно любить моё божество, но, оказывается, есть существо, которое его любит не меньше! Я ощущаю это в каждом пропетом ею слове. Где она? О, где? — неистово закричал царевич и бросился сломя голову на звуки прекрасного голоса, доносившегося откуда-то поблизости.

Он подбежал к беседке, увитой разросшимися лозами винограда. Голос слышался оттуда. Царевич буквально влетел в неё и замер поражённый.

Перед ним стояла его двоюродная сестра Нефертити и, подняв руки с цитрой, ритмично потрясая ею, пела божественно-дивным голосом. Царевич не верил своим глазам и ушам. Да, действительно, это была его сестрёнка Нефи, но как она была сейчас прекрасна! Алые лучи солнца освещали её величественную фигуру, поражающую гордой, царской осанкой. Лицо не просто блистало божественной красотой, но изумляло величественной властностью, сквозившей в каждой черте. Перед царевичем стояло само воплощение его солнечного бога в женской ипостаси. Хеви рухнул на колени, обнял ноги Нефертити и стал неистово целовать её алую тунику. В его клокотавшем, как раскалённая лава, мозгу внезапно смешались неистовая мужская страсть и священный трепет перед пленительной женщиной. С этого момента он и в дальнейшем не мог понять природу своего чувства к Нефертити: то ли он любил её как женщину, то ли поклонялся в её прекрасном и величественном облике своему единственному божеству?

— Слава Атону! Я нашёл тебя! — воскликнул страстно Аменхотеп. — Ты будешь моей единственной женой, властительницей мира. Мы вместе преподнесём нашу страну великому Атону и будем служить ему вечно и здесь, и в загробном мире.

С этими словами, больше похожими на клятву жреца, произносимую в экстазе молитвы, или на крик сумасшедшего, наследник престола выбежал из беседки и стремительно понёсся по песчаным дорожкам сада к мраморным ступеням дворца. Нефертити же устало опустилась на скамейку. Цитра жалобно зазвенела в её опущенных руках. Она перевела дух и удовлетворённо улыбнулась.

— Теперь ты точно будешь царицей! — вдруг послышался звонкий, насмешливый голос Нези.

— Ты подглядывала?

— Разве я могла упустить такое представление? — Младшая сестрёнка, раздвинув лозы винограда, прыгнула в беседку. — Ты очень ловко поймала его на крючок. Я, честно говоря, не ожидала от тебя таких действий, даже самая прожжённая кокетка не смогла бы всё так сыграть. Не зря я подкупила этого молодого мерзавца Туту и достала гимн. Ты точно будешь царицей, — с уверенностью и восхищением повторила Нези.