История призрака - Джим Батчер

Я просочился сквозь входные ворота кладбища Грейсленд, сделал еще два прыжка, нашел нужное мне место рядом с большим мавзолеем, напоминающим античный храм, и броском, которому позавидовал бы профессионал-бейсболист, устремился прямехонько в темневшее отверстие. Мое нематериальное тело перемахнуло через невысокий снежный бруствер, окружавший могилу, и я рухнул в прохладную, тенистую яму приготовленной для меня могилы.

Лучи солнечного света скользнули по земле спустя всего несколько секунд. Я слышал их, ощущал их — примерно так же, как ощущал как-то раз небольшое землетрясение в штате Вашингтон. На мгновение в воздухе повис резкий, отчетливый, чистый звук, напоминавший эхо большого колокола. Я закрыл глаза и вжался в стенку могилы, по моим расчетам, самую тенистую.

Я выждал несколько секунд.

Ничего не происходило.

В моей могиле царили тишина, покой и прохлада. Здесь было... право слово, довольно комфортно. Ну, я хочу сказать, по телевизору и в кино показывают всякие штуки насчет лежания в фобу, и это всегда какие-то страсти. Мне приходилось несколько раз оказываться у своей могилы, и это непременно действовало мне на нервы. Должно быть, я благополучно миновал эту стадию.

Смерть страшит, только если смотреть на нее с одной стороны.

Я сидел, прижавшись спиной и затылком к стенке могилы, вытянув ноги и блаженно закрыв глаза. Здесь было тихо, если не считать шелеста ветра в ветвях деревьев и далеких городских шумов: машин, гудков, музыки, сирен, строек, поездов надземки. Ну, еще редких птиц, избравших Грейс-ленд своим домом.

Даже не припомню, когда мне было так спокойно в последний раз...

Так мирно. Так приятно.

И так свободно. Никакой необходимости что-то делать. Возможность отдыхать сколько душе угодно. Возможность хотя бы на время отвернуться от переполнявших мою память жутких воспоминаний, от не дававших покоя забот.

Некоторое время я сидел так, закрыв глаза, целиком отдавшись тишине и покою.

— Вы новенький, — произнес негромкий, спокойный голос.

Я недовольно открыл глаза: кой черт кому-то понадобилось нарушать мой покой уже через несколько минут, — и тут же нахмурился, увидев, что небо почти полностью потемнело, только на западе еще немного светилось фиолетовым.

Я резко отодвинулся от откоса могилы. Какого черта? Я отдыхал от силы пару минут. Или нет? Я еще несколько раз поморгал, глядя на небо, потом медленно поднялся на ноги. Это далось мне не без труда: меня словно накрыли несколькими слоями тяжелых, влажных одеял или подбитых свинцом фартуков, какие обыкновенно используют в рентгеновских кабинетах.

— Мне всегда нравится смотреть на то, как что-то новое рождается, — продолжал голос. Теперь я разобрал, что голос детский. — Можно гадать, во что это превратится, а потом смотреть, так ли это вышло.

Моя могила глубокая, футов шесть. Но и роста во мне заметно больше шести футов. Поэтому когда я встал во весь рост, глаза мои оказались на несколько дюймов выше края могилы и невысокого снежного барьера по ее периметру. В общем, поднявшись, я увидел маленькую девочку.

На вид ей было лет шесть, но даже для такого возраста она казалась маленькой. Одежда девятнадцатого века, вся в кружевах, казалась до нелепого непрактичной: любой нормальный ребенок перепачкал бы ее уже через полчаса. Башмачки, похоже, ручной работы, застегивались на маленькие металлические пряжки. На плече она держала маленький зонтик, по цвету такой же, как платье. Во всем остальном девочка не отличалась от большинства детей... ну, стоит упомянуть еще только ярко-зеленые глаза.

— Привет, — сказал я.

— Здрасьте, — отозвалась она, сделав книксен — ни дать ни взять Ширли Темпл. — Очень приятно с вами познакомиться, покойный мистер Гарри Дрезден.

Я решил держаться с ней поосторожнее: как знать, действительно ли она такая маленькая девочка, какой кажется...

— Откуда ты знаешь, как меня зовут?

Она сложила зонтик и постучала им по моей надгробной плите. Действительно, надпись золотыми буквами по белому мрамору гласила: «ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ ГАРРИ ДРЕЗДЕН». Чуть ниже, под золотой пентаграммой виднелось: «ОН ПОГИБ ЗА ПРАВОЕ ДЕЛО».

На мгновение мне показалось, будто во рту у меня стоит странный сладковатый привкус, а в ноздри ударил запах сосновой хвои и свежей травы. По спине пробежал холодок, и я поежился. А потом и привкус, и запахи исчезли.

— Вы меня знаете? — спросила девочка. — Я ведь знаменита.

Я прищурился. Потом сделал усилие и, исчезнув со дна могилы, оказался рядом с девочкой. При этом, правда, я стоял лицом в другую сторону, поэтому со вздохом повернулся и осмотрелся по сторонам. Есть на Грейсленде один знаменитый памятник маленькой девочке, известной как Инес. Он стоит здесь уже века два, и каждые несколько лет появляются слухи, будто статуя пропадает с пьедестала, а посетители кладбища встречаются с маленькой девочкой в старомодной одежде.

Вот она, статуя, исчезнувшая с пьедестала.

— Ты Инес, — сказал я. — Знаменитый призрак Грейсленда.

Девочка рассмеялась и захлопала в ладоши.

— Меня так называли, да.

— Я слыхал, тебя откопали пару лет назад. Так что памятник остался только как реклама скульптурной фирмы или чего-то в этом роде.

Она снова раскрыла зонтик и закинула его на плечо, покручивая, словно в раздумье.

— Боже мой. Людей интересуют дела, происходившие за сотни лет до их рождения. Кто бы мог подумать... — Она внимательно оглядела меня с ног до головы. — Мне нравится ваш плащ.

— Спасибо, — улыбнулся я. — Мне нравится твой зонтик.

Она расцвела улыбкой.

— Вы так галантны. А то мне тут порой казалось, что я никогда больше не встречу никого по-настоящему воспитанного. — Она еще раз пристально посмотрела на меня. — Мне кажется... Вы, должно быть, станете... — она задумчиво прикусила губу, сощурила глаза и медленно кивнула, — настоящим монстром.

Я нахмурился:

— Это почему?

— Все новорожденные во что-то превращаются, — наставительно сказала Инес.

— Я не новорожденный.

— Самый настоящий, — возразила она и мотнула головой в сторону моей могилы. — Вы вступили в новый мир. Ваша прошлая жизнь ничего не значит. Вас там больше нет. А перед вами открывается новая, бескрайняя Вселенная. — Она окинула кладбище спокойным взглядом. — Я видела много, очень много новорожденных, мистер Дрезден. И видела, во что они превращаются. Вот вы, ваша тень, — натуральный монстр.

— Вовсе нет, — обиделся я.

— Ну, возможно, пока еще нет, — согласилась она. — Но... со временем, когда те, кто вам дорог, состарятся и уйдут, а вы ничегошеньки не сможете поделать, чтобы им помочь... еще как превратитесь. Вот увидите.

— Ты ошибаешься.