Пески Палестины - Руслан Мельников

Ему стало нехорошо. Труба навевала жуткие мысли.

На этот раз в роли гида выступил Хабибулла:

— Это крепость в крепости — Священный Двор ал‑Харам аш‑Шариф. Здесь, на Храмовой горе, когда‑то стояло святилище Соломона, здесь же воздвигнута мечеть аль‑Акса, что значит «Дальняя». И здесь находится Куббат ас‑Сахра — Купол Скалы лли Мечеть Скалы о восьми углах. Ее величие ты можешь лицезреть даже через стены ал‑Харам аш‑Шариф. Под Куполом сокрыта скала Мориа, с которой пророк Мохаммед, перенесенный в Иерусалим ангелом Джибриилом, поднялся в небо на крылатом скакуне аль‑Бураке. Там же лежит камень, сохранивший след Пророка, и ларец с волосом из его бороды. Увы, святыни эти недоступны более для правоверных.

— До прихода Хранителей Гроба за этими стенами располагался дворец иерусалимских правителей и резиденция тамплиеров, — дополнил рассказ араба Жан д'Ибелен. — Теперь все принадлежит немецким колдунам. Теперь это их логово, и там они творят свои бесовские обряды. Говорят, немцы жгут в большой печи людей.

Все‑таки крематорий… Бурцева передернуло.

— А пробраться на этот Священный Двор никак нельзя? — спросил он Хабибуллу. — Я вижу ворота.

— Это Райские ворота, — невесело усмехнулся араб. — Да, они ведут к Храмовой горе, но, как и Золотые ворота Эль Кудса, открываются только перед Хранителями Гроба.

Словно отзываясь на его слова, воротные створки вдруг вздрогнули, распахнулись. М‑да, то еще зрелище! Из Райских врат с тарахтеньем выкатывал мотоцикл. Коляска облеплена ящиками с боеприпасами. Пулемет на турели. Все тот же, знакомый еще по Чудскому озеру «Цундапп»…

Мотоцикл свернул влево, пророкотал по улице. Эсэсовец за рулем пер нагло. И не подумал притормозить. Отряду Бурцева пришлось спешно уступать дорогу. Посторонились, отошли на обочину, едва не опрокинули повозку со свининой. То‑то было бы шуму, если б перед мотоциклистами вдруг посыпались танковые фугаски!

Сухой грязью и пылью из‑под «цундапповых» шин окатило всех. Самодовольные рожи под касками даже не повернулись в их сторону. Хозяева жизни, блин!

Освальд, Гаврила, Дмитрий и Жан Ибеленский не сдержались — выругались тихонько. Остальные отряхивались угрюмо и молча. Брань сейчас бессмысленна и опасна: не дай бог, кто услышит!

— Хабибулла, сколько ворот в крепости Хранителей? — спросил Бурцев.

— Золотые и Райские ты уже видел. Есть еще Ворота Печали. Были Великолепные ворота, но сейчас их уже нет. На их месте — большой пролом и начало Прохода Шайтана.

— Что? — удивился Бурцев. — Какого прохода?

— Прохода Шайтана. Так мы его называем. Христиане зовут иначе — Коридором Дьявола. Это большая прямая улица для летающих колдовских машин, которым нужен разгон, чтоб подняться в небо.

«Взлетно‑посадочная полоса! — догадался Бурцев. — Аэродром! Как в Дерите».

— Проход огорожен колючими железными веревками, — продолжал Хабибулла, — и идет через весь город — по Скорнячной улице и улице Сионской горы мимо аль‑Кумамы — церкви Гроба и мимо башни Давида к самым Яффским воротам в Западной стене. Скоро ты сам все увидишь.

Хабибулла умолк. На перекрестке, у улочки, ведущей к Цветочным воротам, дежурил вооруженный патруль. Один эсэсовец, один тевтонский рыцарь, двое кнехтов. «Шмайсер», меч, копья… Кино и немцы, в общем!

Германцы проводили их пристальными взглядами, однако останавливать не стали.

Чуть поодаль улицу перешел еще один патруль. Переехал, точнее. В страшном сне, блин, такое не приснится: впереди — двое велосипедистов цайткоманды с карабинами на спинах, сзади неторопливо рысят, позвякивая железом, три всадника братства Святой Марии при полном доспехе.

И там вон — слева — третий патруль. Опять эсэсовцы и тевтоны. А вот сарацинских «полицаев» видно не было. Наверное, не так уж и много арабов выслуживалось перед немцами. Или повырезали почти всех иерусалимские «народные мстители»?

Мимо снова протарахтел мотоцикл с коляской. Посторонились… Подождали… Повернутый в их сторону пулемет словно прочертил на груди Бурцева невидимую линию. Пулеметчик держит палец на спусковом крючке. Пулеметчик улыбается уголком рта.

— Пух‑пух! — вдруг донеслось из коляски. — Та‑та‑та‑та‑та!

Смех…

Остряк, мля! Бурцев невольно поежился. А ну как в самом деле пальнет — просто так, от нечего делать?

Потом пришлось съезжать в зловонную канаву: по улице прогромыхал броневичок с вытянутым передком, открытым верхом, МG‑42 над кабиной и гусеницами вместо задних колес. С десяток гитлеровцев смотрели стеклянными глазами из‑за бортов бронированного кузова. Следом, глотая выхлопы, двигался конный отряд — тевтонские сержанты‑полубратья в серых котах и с Т‑образными крестами на груди.

А за поворотом, на улице пошире и попросторнее, Бурцев увидел следы танковых траков. Да уж, немцы держали Иерусалим мертвой хваткой и хозяйничали тут в открытую. Это не Венеция, где цайткоманда только‑только поднимает голову.

Где‑то над соседним кварталом прогремела короткая очередь. И все стихло… Потом — надсадный женский крик. Вой, плач, проклятья. Еще очередь. Опять тишина…

Новая улица.

— Испанская, — сообщил Жан д'Ибелен. — Вон там бани. Были…

Сейчас на месте бань зияли проломами закопченные развороченные стены без кровли.

— А там вон, налево, Скорнячная улица.

Они свернул налево — на Скорнячную.

— А вот и Проход Шайтана, — Хабибулла остановил коня.

Бурцев глянул вперед.

М‑да… Проходик…

Из цитадели цайткоманды СС, от Храмовой горы с мусульманской святыней — Куполом Скалы — куда‑то в сторону святыни христианской — к ротонде церкви Гроба Господня, увенчанной крестами, тянулась облагороженная пустошь. Все, как у «небесного воинства» в Дерпте. Все как два года назад. Только Иерусалим оказался городком побольше. Здесь фашики разместили свою базу вместе с мини‑аэродромчиком, не разрушая внешних укреплений. Зато уж внутри эсэсовцы поработали на славу.

Как бульдозером все срыто, как катком утрамбовано. Как корова языком слизнула добрую часть Святого Города. Взамен появился ровный вытянутый прямоугольник, гигантский пустырь шириной в два‑три приличных мегаполисных проспекта, а длиной… Начинаясь на Священном Дворе ал‑Харам аш‑Шариф, он действительно упирался в Яффские ворота, которые, судя по словам Хабибуллы, были столь же неприступны, как и Золотые.

Проход Шайтана разделял весь город, и можно было только гадать, сколько народа лишилось из‑за него крыши над головой. Впрочем, как сообщил Хабибулла, коридорчик этот подмял не только жилые кварталы. Снесены были также несколько бань, иерусалимская резиденция госпитальеров, Монетный и Птичий рынки и часть рынка Хлебного.