Кукла моего отца - Елена Рахманина

Зато дочь в тюрьме или в гробу моему отцу точно не помощница.

Эта квартира мне нравилась тем, что хранила в себе множество тайничков под скрипучими половицами. Накопленные мной за время брака с Бенджамином наличные деньги ждали своего часа. И он наступил. Понимая, что вот-вот за мной могут явиться, попрощавшись с отцом, я сбежала из квартиры по пожарной лестнице и поймала такси. Кроме денег я умудрилась добыть липовое удостоверение личности. Затея казалась совершенно сумасшедшей, но это был мой план Б на случай, если бы муж спустя пять лет брака не сдержал данное слово. А с каждым проведённым с ним годом надежда на его честность гасла.

Придя в себя после утреннего заголовка, я поняла, что могу ненароком стать знаменитостью. К семье Сандерсов приковано слишком много внимания. А учитывая тьму поклонниц Айса, я подозревала, что моя персона вскоре может стать объектом преследования папарацци. А будучи звездой жёлтой прессы, сложно спасаться бегством от мужа.

Заглянув на окраине города в небольшой салон красоты, я перекрасила волосы. Это мой первый опыт и единственный способ стать чуточку менее похожей на себя. Из отражения в зеркале на меня смотрела блондинка с огромными испуганными карими глазами.

Арендовав автомобиль, я взяла путь на Вашингтон. Просто зашла в магазин у заправки, ткнула пальцем в карту США и направилась туда, куда попала.

Во мне продолжало всё кипеть. Хотя несколько раз я порывалась набрать номер Йена и высказать ему обиду, облачённую в мат. Эти пару раз перетекли в десяток, но я всеми силами отбивалась от навязчивой идеи. Он мне уже ничем не поможет. Его задача, по-видимому, была совершенно иной. Раз он так нагло и дерзко рассказал о нас журналистам.

Вместе со скабрезными подробностями о том, что он возжелал меня ещё в день моей с его папашей свадьбы. Лишь перечитывая эту дрянную статейку, я ощущала, что мой мозг возвращается в рабочее состояние, а сердце охлаждается до приемлемого градуса. Нужного, чтобы не повторять в уме цифры его сотового.

Спустя почти пять часов в пути я смогла остановиться на ночь в отеле и поразмыслить. Я чудила. Знала, что рано или поздно меня найдут. Но мне нужно это время.

Кабинет отца выглядел точно так же, как и в тот день, когда я впервые его увидел. Ему нравилась мебель из красного дерева. Местами потёртая, впитавшая запах терпкого табака и придававшая этой комнате особую мрачность. Старомодные кресла, обтянутые выкрашенной в зелёный цвет кожей. Письменные принадлежности, вроде перьевой ручки, необходимость в использовании которых давно пропала.

В четырнадцать лет мне казалось, что я уже взрослый. Успел познакомиться с жизнью в её разных ипостасях. Не обо всех моих приключениях знала мама. А я и не видел смысла добавлять ей хлопот. Но в день, когда осознал, что больше никогда не смогу обнять её, вдохнуть родной запах, поцеловать в щеку или получить её утешения после нелепого проигрыша, часть моей души умерла навсегда. Она была моим самым близким человеком, и её смерть не изменила этого.

Я догадывался о том, какие силы она прилагала, чтобы я никогда ни в чём не нуждался. И взрослея, старался изо всех сил, чтобы она мной гордилась. Чтобы её труды не прошли даром. И найдя в её голубых глазах это чувство, позади меня будто вырастали крылья. Верил, что когда-нибудь я смогу обеспечить маме безбедную жизнь, а ей больше не придётся работать с утра до ночи и улыбаться мне даже в те моменты, когда совсем не оставалось сил.

И любовь к матери обернулась лютой ненавистью к отцу. Ведь я понимал, что во всех её невзгодах его вина. Можно сколько угодно рассуждать, что она отдавала отчёт своим действиям, осознавала, на что шла. Но я не мог с этим согласиться. Бенджамин Сандерс воспользовался своей властью, служебным положением и деньгами, чтобы затащить неопытную девчонку в свою постель, даже не подумав о том, какие могут возникнуть последствия. А потом, получив желаемое, – выбросил.

И когда после похорон матери я наконец познакомился с ним, то растерялся. С одной стороны, я испытывал к нему бескрайнюю злобу, а с другой… во мне неожиданно вспыхнула надежда на то, что я смогу наконец обрести отца. Но стоило ему заговорить, как она тут же потухла.

– А ты пошёл в нашу породу, – удивлённо рассматривая меня, заметил он, – не то что твоя хилая мамаша.

Стоявший рядом с ним неказистый парень, оказавшийся моим старшим братом, вдруг рассмеялся, будто его скудоумный отец произнёс нечто смешное. В тот момент я был настолько растерян, подавлен и унижен своим положением ублюдка в этом доме, что даже не сумел постоять за дорогого мне человека. И дело было даже не в словах, какие мистер Сандерс выбирал, говоря о моей матери. А в пренебрежительной, брезгливой интонации. Точно он и за человека её не считал.

Дуглас, в своём костюме-тройке с нашивкой эмблемы частной школы, веривший в свою избранность, считавший себя выше других, и его матушка, пудрившая носик кокаином, относились так же и ко мне, не позволяя ни на минуту забыть, что я лишний в этом доме. Если бы не Аннабель, уверен, что они многое бы могли себе позволить, но бабушка всегда становилась на мою сторону. Даже в тот день, когда я разбил Дугласу щеку и сломал руку.

Избивал его с остервенением и удовольствием. До сих пор, вспоминая эти минуты, испытываю удовлетворение от собственных разбитых об его морду костяшек.

Он ревел тогда, как обиженная девчонка. Меня удивили его слёзы, в то время как я привык скрывать свои слабости.

Отец в тот день в доме отсутствовал. Узнав о случившемся, он вернулся раньше положенного из командировки и отвесил мне оплеуху. Драку со старшим братом я считал  равным боем несмотря на разницу в возрасте. А этот удар – попыткой получить власть надо мной, сообщить мне, что я несмышлёный ребёнок. Которым перестал являлся с момента смерти матери.

Я слушал его проповедь, сжимая зубы и кулаки. А когда он закончил, собрал свои вещи и ушёл из дома. Заночевал в спортивном комплексе, где тренировался, зная, что меня будут искать у товарищей по команде.

Аннабель слишком беспокоилась о новоиспечённом внуке, чтобы позволить мне бродяжничать, как угрожал отец. Не знаю, что она ему сказала, но больше он никогда не поднимал на меня руку.

– Где Теа? – спрашиваю, закуривая после долгого перерыва сигарету, скрывая за привычными движениями страх, который преследовал с того дня, как она перестала выходить на связь.

– Судя по заголовкам газет, ты лучше осведомлён о её делах, – указывая на ту самую газету, что обличала нашу запретную связь, иронизирует он.

 Странно, но я не заметил, как стремительно он постарел. Нет, не из-за похождений своей жены и предательства сына. Он вовсе не выглядел обеспокоенным. Наоборот, его собранность и безразличие скорее говорили о том, что либо он знает, где она, либо ему действительно всё равно. Но последнее совсем не укладывалось в голове.

 В то же время отец выглядел уставшим. Морщины казались глубже, а глаза потухшими, утратившими жизненную энергию.