Квартира - Павел Астахов

— Звать его Артем Андреевич Павлов. Адвокат.

Артем занял в ресторане стратегическое место. Зимой веранда бистро была закрыта, но угловой столик позволял видеть всех входящих и выходящих из модного столичного заведения. Тем не менее появление рыжей Зойки оказалось для него полным сюрпризом. Прохладные ладони сзади закрыли его глаза. Артем вздрогнул и тут же ясно осознал, что ему будет позволено все. И это изрядно мешало всем его планам.

— Мама? — намеренно понизил он градус отношений.

— Сам ты…

Ладони разъехались в стороны, а девушка не сильно ткнула его в затылок кулачком, вышла из-за спины и обиженно села напротив. Простенькая, но со вкусом подобранная мягкая сиреневая водолазка особенно эффектно подчеркивала ее фигуру. Павлов невольно залюбовался выступающими сквозь мягкую ткань, ничем не стесненными неожиданно крупными формами девушки, и она щелкнула пальцами, переключая внимание кавалера.

— Эй, але! За просмотр отдельная плата. Будешь глазеть или все же поедим как люди? А?

Павлов очнулся и огляделся по сторонам. За ними наблюдали еще несколько не в меру любопытных посетителей мужского пола. Точнее, разглядывали они все же не адвоката, а его девушку, которая не стеснялась появиться на людях без нижнего белья, по крайней мере, верхней его части. И кое-кого из впавших в гипнотический транс кавалеров уже успели одернуть их барышни.

Артем рассмеялся, снова поймал себя на том, что смотрит не в меню, и Зойка поставила руки перед собой, опершись локтями на стол и подперев подбородок. Таким образом она прикрыла наиболее выдающиеся части фигуры, а посетители ресторана не без сожаления переключились на еду.

— Я заказал шампанское… — начал Павлов.

Зойку перекосило:

— Ффу-у! Кислятина. Давай лучше глинтвейна попросим.

Артем поднял брови.

— Глинтвейн? Хорошо. А на первое можно салатик. Моцареллу с помидором.

— Не-а. Лучше возьми мне бурату, — снова поправила его Зоя.

— О'кей. Бурату. Кстати, на горячее здесь неплохая тюрбо.

Артему стало любопытно, удастся ли ему отстоять хоть что-то из своего заказа. А заодно и проверить, настолько ли всеведуща эта беспризорная девчонка. Но она подмигнула ему и ответила:

— Ешь сам свою тюрбо. Мне рыба не нравится. Закажи мне оссобуко. Мясо хочу.

Одновременно с этим последним словом «хочу» она столь демонстративно надула губки, что Павлов констатировал: штучка еще та. Да, и эти капризы никак не были связаны ни с юным возрастом, ни со свойственной этому возрасту наивностью; нет, во всем виднелась непростая судьба, сросшаяся со столь же непростым характером.

— Пожалуйста, — согласился он с желанием дамы.

А дама продолжала его удивлять. На его скупой жест отзывался только один официант. А от резкого щелчка пальцами ее высоко поднятой руки перед их столом возникали сразу трое.

— Чего изволите?

— Что вам угодно?

— К вашим услугам!

Зойка воспринимала это как должное.

— Мальчики, нам поесть. Быстро и вкусно. Понятно?

Ее голос не допускал возражений, и не только потому, что парни все время скашивали глаза на ее грудь. А едва официанты растворились, девушка подалась вперед, к нему:

— А что мы с тобой потом будем делать?

Перед мысленным взором Артема пронеслась картина из вчерашнего вечера: он стоит, прижатый к подъездной двери и совершенно уверенный, что на этот раз не пронесет. Он тряхнул головой, с усилием разгоняя призраков прошлого.

— Что мы с тобой будем делать? Да все, что угодно.

— Ух! Какой прыткий. Прям-таки и все?

Артем почувствовал, что краснеет. Думая о своем, он так и не мог настроиться на эту смесь флирта и светской беседы. А тем временем на столе в считаные секунды появилась вода, глинтвейн и салаты, — официанты действительно расстарались. И каждый из них, поднося очередное блюдо или просто раскладывая приборы, нет-нет да и скашивал глаза на Зойку, и в нем даже засвербело некое подобие ревности, тут же переросшее в стойкое мужское желание. Понимая, что это будет длиться бесконечно, Павлов перешел на совсем иной предмет:

— Зоя, я выслушал решение по вашей квартире. До конца.

— Ну и что? — Девушка равнодушно пожала плечиками, отчего Павлов вновь невольно опустил взгляд чуть ниже ее подбородка. — Я говорю, мне наплевать. Я слышала начало. Я понятливая. У меня хотели забрать хату. Теперь ответ за мной. Ясно?

Она впилась белыми зубками в такую же белую сырную массу, отчего та брызнула соком.

— Какой ответ? — не понял адвокат. — Если вы хотите подать жалобу…

— Вот пристал! — фыркнула Зойка. — Какую жалобу?! Ты что, с луны свалился? А еще крутой адвокат называется! Им моя жалоба, как петуху тросточка. Как козе баян. Понял? Не понял?

— Почему? — не согласился Артем, и девушка сокрушенно покачала головой:

— Смотри, адвокат! У нас каждый выпускник детдома получает хату. Так?

— Так, — подтвердил очевидное Павлов.

— Вот. За последний год наши получили двадцать с чем-то квартир. Ну, двадцать три вроде. А потеряли уже двадцать две. Такая математика с арифметикой. Я была последней.

Зойкины глаза потемнели.

— Хорошо, жива осталась. А то из наших семеро пропали с концами. Двоих нашли в петлях. Один из окна сиганул. Две девчонки отравились. Трое покалечены. В больнице без документов и без памяти. Как овощи дозревают. И так со всеми. Нас пятеро осталось, живых и типа здоровых. Понимаешь?

— Ну, почти…

Артем знал ситуацию с квартирным вопросом выпускников детских домов лишь в общих чертах. Сама по себе схема предоставления квартир была известна, утверждена и опробована: каждый выпускник получал положенную по закону жилплощадь. В последние годы государство накопило достаточно средств, чтобы давать не комнаты в коммуналках, а полноценные квартиры. Вот на эти квартиры и одиноких беззащитных ребят и девчонок началась настоящая охота. Журналисты рассказывали о целых подпольных синдикатах, организованных так называемыми «черными риелторами». Видимо, Зойка говорила как раз об этом.

«Но это же не повод складывать руки…» — подумал Артем и снова поймал себя на том, что смотрит не в тарелку.

— Я сейчас захлебнусь от твоего взгляда, товарищ адвокат.

— Извини, — отвел взгляд Артем. — Ты и сама знаешь, что красива…

— Ага. Знаю, — сверкнула она вызывающе зелеными глазами. — Меня и мать поэтому бросила в десять лет.

— Как это? — удивился адвокат.

— А вот так. Поняла, что отчим стал на меня заглядываться.

Артем чуть не подавился и, чтобы хоть что-нибудь сказать, спросил: