Редкая птица - Петр Катериничев

– Разве?

– Ага. Я тоже читала эту сказку в детстве, в ней была и девушка, слезы которой превращались в жемчуг, и жадный купец… А вот всего остального не было.

– А по-моему, так все и было.

– По крайней мере, работа переводчиком не прошла для тебя даром. Хотя, если ты переводишь так же, как пересказываешь сказки, представляю, что остается от оригинала…

– Но тебе понравилось?

– Еще бы. Но присказка понравилась больше. Эпилог будет?

– Обязательно.

– Буду ждать. А зачем ты мне, собственно, эту легенду рассказал?

– Для образности.

– Страдания стоят дороже смеха и веселья?

– Вот именно.

– Это слишком заумно и по-философски. Понятно, страдания умножают опыт, опыт рождает мудрость, ну и так далее. Какое это имеет отношение к нашим делам?

– Прямое. Ты же спрашивала, зачем измываться над девчонками, вместо того чтобы набрать профессионалок.

– Ну!

– Обычный порнофильм стоит довольно дешево. Семь – восемь тысяч баксов.

Естественно, на профессиональной аппаратуре. «Люкс» – дороже. Но и там все комплексы, скажем, садистские, просто обыгрываются. А ведь в этом особнячке ничего не имитировалось, все происходило по-настоящему. Настоящее изнасилование, настоящий стыд, настоящие истязания.

– И настоящее убийство… – прошептала девушка еле слышно. – Ведь эту девчонку, Стрелочку, убили… Зверски убили… И сняли все это.

– Вот такая кассета будет стоить дорого. Очень дорого.

– Понятно. Но, Дрон, кто ее купит?

– Рынок сбыта, боюсь, велик.

– Подожди. Я думаю, ни один человек ни в одной цивилизованной стране не станет смотреть изуверства, если будет знать, что это не игра и перед камерой не актеры. Ты же сам сказал, что ценно как раз последнее и именно поэтому видеозапись можно продать так дорого.

– Ленка, ответь быстро, какие программы или передачи ТВ привлекают больше всего зрителей? Ну?

– Сериалы, что ли?

– Не только в нашей стране – возьми мировую аудиторию.

– Боевики, эротика, спорт, новости, особенно прямые трансляции. Да, любые прямые трансляции.

– Точно. Особенно прямые трансляции новостей из «горячих точек».

– Почему?

– Потому что люди там умирают на глазах зрителей и умирают взаправду.

– Точно.

– Со времен Древнего Рима не изобрели ничего более увлекательного: наблюдать борьбу за жизнь, самому при этом не подвергаясь никакой опасности.

Представь, человек прожил скучный и обыденный день. Позади – не одна тысяча подобных дней, впереди – тоже ничего нового. Рутина. Жизнь размеренна и скучна.

Приходит, включает «ящик». Насилие, секс, кровь брызжет, машины бьются, девки визжат… Это бодрит. Еще больше бодрит сознание того, что сам ты – спокойно выпьешь порцию чего-нибудь и спокойно уснешь в своей постели. Под надежной защитой закона, полиции, банковского счета…

– А что в этом плохого? Я где-то читала: если человек обладает скрытой агрессивностью или склонностью к насилию, такие фильмы полезны для него: все эмоции как бы «проигрываются», но понарошку, у экрана телевизора.

– Для части людей, может, так оно и есть. Но для некоторых эти фильмы становятся своеобразным наркотиком. А к любому наркотику развивается привычка, и нужны все более сильные препараты.

– Значит, порно, которое снимали в особнячке, и является этим наркотиком?

– Пожалуй, да. Подростку-девственнику вполне хватит красивого плейбоевского клипа, и, если ему вдруг продемонстрировать физиологические подробности полового акта, да еще с извращениями, это может стать причиной существенной травмы, – каким бы раскованным не казалось общество самому себе в вопросах морали, романтизм возраста не приемлет уничижения идеала.

Ну а человек, для которого насилие и секс на экране являются видом допинга… Его психика постепенно привыкает ко все более извращенным и циничным эпизодам…

– Дрон, но ведь на Западе это дело настолько изучено и отработано, и фильмы они могут снять на любой вкус и заказ, и актеры так сыграть… Ну а гримеры… те вообще таких монстров делают – в кошмаре не увидишь!

– В том-то и дело, Ленка: сыграть! Зритель знает, что после съемок актеры смоют с себя красную краску, а «жертва» с «насильником» проглотят в баре по порции мартини, позлословят о режиссере и спокойненько разъедутся по домам…

– А тут все по-настоящему… Но ведь подобных психов не так много…

– Наверное, все-таки больше, чем мы можем себе представить… Какие-нибудь «клубы по интересам» в дальнем за-бугорье.

– Все равно. Продукция нелегальна – значит, закрытые просмотровые залы…

Очень дорого.

– Ты знаешь, маньяки свое сумасшествие болезнью часто и не считают. Или принимают ее за избранность. А за это люди готовы платить очень дорогую цену.

Часто – любую. К тому же, сумасшествие – болезнь заразная.

– Как это?

– Ну вот представь, какова будет реакция человека, узнавшего о том, что кого-то сбила машина?

– Жалко.

– А еще? Тайная, но естественная?

– Хорошо, что не меня.

– Точно. Каждый человек отличается от жука тем, что знает: он смертен.

– А ты уверен, что жук этого не знает?

– Не уверен, но предположим. Человек не знает точно о конечности земного своего пути и всю жизнь проводит под гнетом этого страха. Осознанного или скрытого.

– Брось ты. Многие живут так, словно собираются жить вечно.

– Каждый человек решает эту проблему сам. Одни – берут все от жизни, другие – ищут бессмертия души… А третьи нейтрализуют свой страх страхом смерти других.

– Это вроде Сталина или Гитлера?

– Вроде. Этакий перевертыш: «Чем больше людей отправлю на тот свет, тем меньше шансов попасть туда самому».

Кстати, сказка моя – не такая уж выдумка. С двенадцатого века в Западной Европе ведьм сжигали тысячами! В некоторых городах женщин истребили чуть ли не поголовно…

– И в первую очередь, наверное, красивых…

– Наверное… «Дьявольский соблазн» и все такое… Мы помолчали.

– Дрон, а, наверное, из тебя хороший бы проповедник вышел. Гуру.

– Не, я в академики подамся или в психоаналитики. Оно денежное.

– Так ты алчный!

– Еще бы. Но тщательно это скрываю.

– От самого себя тоже?

– А как же. Порок, о котором знаешь сам, уже не порок, а хобби.

Ленка вдруг замерла: