Игра на острие - Наталья Будянская

Лежа на жесткой кушетке, Лика с ужасом поняла, что ей связали руки и ноги. В правой руке торчала капельница. Бок заклеили, порезанную ногу перебинтовали. Значит, о ней позаботились, это уже хорошо. Но где сумка с деньгами?

Лежать на спине было невыносимо. Тело ныло, бок тянуло, ногу терзала жгучая боль, рука онемела. Ко всему прочему чесался нос и жутко хотелось в туалет.

— Эй! — позвала Лика.

Ее голос был слишком слабым, чтобы кто-то смог его услышать.

— Эй, есть тут кто-нибудь?

Вдруг дверь распахнулась, прошлепали чьи-то ноги. Лика приподняла голову, но никого не увидела. По спине побежали мурашки. Во рту окончательно пересохло. Она чувствовала, как на голове шевелятся волосы.

— Э-э-эй…

Содрогнувшись, она почувствовала, как ее голые пятки покрываются чем-то мокрым и липким. Расширившимися от ужаса глазами Лика смотрела в потолок и ждала смерти.

«Наверное, это черти готовят меня к тому, чтобы зажарить в котле на дьявольском огне!»

— Гав-гав-гав!

От неожиданности Лика вздрогнула. Пес продолжал облизывать ее пятки и громко лаять. На звук в комнату вбежали два человека, отогнали собаку и склонились над Ликой.

— Что с ней? — спросил первый.

— Не знаю, — ответил второй.

— П-пи-пить… — пошевелила губами Анжелика.

— Дай ей водки, — предложил первый.

Задыхаясь и захлебываясь, она глотала огненную смесь, которую мужик старательно вливал ей в горло. Губы обжигало, а горло горело, но по телу разливалось приятное тепло. Через какое-то время боль притупилась и почему-то перестал чесаться нос. Оставалась проблема туалета. Лика подала знак.

— Под тобой судно, — отмахнулся первый.

— Иваныч, спасибо тебе, что не отказал, — сказал второй.

— Ну что ты, Федорыч! Кончай благодарить за свою бабу.

Бородач, которого звали Иванычем, забрал псину и вышел. Федорыч задумчиво уставился в окно.

— Почему я привязана? — спросила Лика. — Вы держите меня в плену?

— Тебе зашивали рану. Оперировали.

— Где мои вещи?

— Тут, — кивнул мужчина на стул.

Лика повернула голову в другую сторону и краем глаза заметила стул, на котором лежала порванная куртка, а под ней сумка. Повернув голову к Федорычу, она внимательно посмотрела ему в глаза.

— Да, пришлось взять деньги. Нужно было купить лекарства, шприцы и водку.

— Долго я буду здесь?

— Завтра встанешь на ноги.

Лика открыла глаза. Лежать на спине не было сил. За окном светало.

Мы ценим жизнь, только когда висим на волоске.

Мы бесцельно тратим часы и минуты, но убиваемся, когда на именинном торте прибавляется еще одна свечка… Еще один год прожит… и только когда он прожит, человек вспоминает, что возлагал на этот отрезок времени какие-то надежды, строил какие-то планы. И опять ничего не сделал. У нее была куча времени подумать.

— Федорыч, — заорала она во все горло, — я уже проснулась!

Заспанный мужчина ввалился в комнату и включил свет:

— Чего орешь? Весь дом разбудишь!

— А где я?

— Тебе знать не положено.

— Развяжи меня, — взмолилась женщина.

Он внимательно посмотрел на нее, сощурив глаза.

— А ты меня не обманешь?

— Насчет денег?

— Ты обещала.

— Ты разве ими не воспользовался?

— Я взял из кошелька. На тебя же и потратил.

— Я выполню свое обещание.

Когда она смогла стоять на ногах и передвигаться, достала сумку и отсчитала десять тысяч.

— А Иванычу за помощь?

— Не наглей.

— У тебя много… — жалобно заныл старик.

Лика понимала, что своей жизнью обязана этому человеку. И то, что они не украли ее сумку с долларами, — это волшебная история о добрых сельских жителях, возвращающая веру в человечество.

— Ровно пять тысяч в американской валюте, — отсчитала Лика купюры.

— Спасибо, я ему передам.

— И запомни, — строгим тоном сказала Лика, — ты меня не видел и обо мне ничего не слышал.

Мужчина улыбнулся и кивнул в знак согласия.

В этот же день Лика покинула свой временный приют.

Портреты Лосева висели на каждом столбе, украшали входные двери магазинов, пестрели на перронах станций метро и остановках городского транспорта. Николай Иванович Горняк несколько раз бывал в казенных кабинетах, давал показания. Он хоть и остался чистым перед органами, деловую репутацию подмочил изрядно. Фирму пришлось закрыть. Но больше всего босс огорчился, узнав, какими суммами ворочал его подчиненный. Получается, ему перепадали лишь жалкие крохи…

Влад вышел на перрон. До Фастова доехали быстро. Влад не ожидал, что пункт назначения поезда, в который он впрыгнул перед самым отправлением, окажется так близко от Киева. В любом случае это было лучше, чем оставаться в столице, где его разыскивали все спецслужбы. Несмотря на вечерние сумерки и первые заморозки, его костюм в считанные секунды намок от пота и противно прилип к телу. Во рту появился металлический привкус — постоянный спутник приступов. Слух стал играть с ним, то появляясь, то пропадая. В голове противно звенело. Достал из сумки бутылку с водой, сделал несколько больших глотков. Привкус железа не исчез.

Он примостился на краю лавочки в зале ожидания и допил воду. Слух стал постепенно возвращаться. Влад подошел к газетному киоску, купил журнал. Сняв кофту, он стал обмахиваться журналом, как веером. Руки подрагивали, но спортивную сумку с деньгами не отпускали. Визитница с банковскими картами разных стран, документы на недвижимость — все это было спрятано в подкладке сумки. Журнал выпал из ослабевшей руки и распахнул глянцевые страницы. Влад нагнулся, чтобы поднять его, и почувствовал новый приступ дурноты. В глазах заплясали черные огни и поплыли красные круги. Рванув на груди футболку, он стал жадно глотать ртом воздух. Влад хрипел и издавал гортанный рев. Бешеный хоровод из черно-красных искр неистовствовал. Мысли путались. Пот струился по лицу, попадал в глаза, отчего они жгли и чесались.

«Не отпускай сумку», — приказывал себе Влад.

Люди стали обращать на него внимание. Некоторые предлагали помощь. Открыв на мгновенье глаза, Влад что-то хотел сказать, но не смог. Приступ сухого кашля атаковал быстрее, чем он успел произнести хоть слово. Согнувшись пополам, Влад не выпускал сумку, одной рукой стараясь прикрывать рот. Люди шарахались в стороны, как от прокаженного. Кашель вынимал легкие и давил гортань. Он не мог остановиться. Голова кружилась, как карусель. Кашель набирал обороты, разрывая горло и не давая глотнуть воздуха. Ко всему прочему опять исчез слух.