Приключения оборотней - Галина Черная

— Алиночка, а ты никогда не задумывалась о работе в соавторстве? Ну все-таки это существенно облегчает писательскую деятельность, весь труд делится на двоих, коэффициент полезного действия увеличивается и…

— Гонорар тоже делится надвое? — вовремя догадалась я. — Прости, напарник, я писатель-одиночка, да и то в свободное от основной службы время.

— Нас вызывает шеф, — вмешался опоздавший Алекс.

— Как, вот так прямо сорвав с завтрака?! — Агент 013 был более чем недоволен. Я благородно пожертвовала ему на ходу половину своей сосиски, но он все равно ворчал, что хорошее начальство не гоняет ценных сотрудников и в хвост и в гриву.

— Дети мои, — в несвойственной ему манере начал шеф, — у меня к вам странная, я бы даже сказал, деликатнейшая просьба. Вам предстоит найти и уничтожить в царских архивах тысяча восемьсот шестьдесят третьего года докладную записку жандарма полиции Николая Берберовича Саврасского. Этот доклад компрометирует моего бывшего заместителя, а значит, и доброе имя Базы.

— В каком смысле компрометирует, уточните, пожалуйста, — буркнул Профессор.

Мы кивнули, всем было интересно.

— Все просто, я имел глупость поддаться давлению близких и взять на работу родственника, — покаянно опустил бороду наш начальник. — Никогда не берите родственника на работу! Он завалил мне все делопроизводство, дважды присваивал фондовые деньги, пил без продыху, пытался обложить кухню данью, а я не смел даже делать ему замечания — все мои дядюшки, тетушки, бабушки, свояченицы, кузены и не разбери кто по материнской линии тут же поднимали дикий вой из-за того, что я «обижаю» младшенького! Через два месяца, когда вся работа Базы была практически парализована, я с треском уволил этого негодяя! Его выпроваживание вызвало самый большой стихийный праздник с карнавалом и сожжением чучела, какой я только помню. Мои отношения с гномьей родней бесповоротно испорчены до сих пор. Поэтому я и живу здесь…

— Понятно, — сочувственно вздохнула я. — Вы такой же изгой, как и все?

— Ну не совсем как все, — поправил меня котик. — У тебя-то, милочка, есть и дом, и родители, и братья, а вот нам, бедным…

— Так вот, именно в это время на Базу работал некий информатор, пожилой подполковник Саврасский. Он трудился, получая жалованье, как Темный Патрик в Ирландии, как бабушка Ухтыкак на Чукотке, как Лохис в шотландском озере. То есть два или три раза мы переносили его прямо сюда, отсюда же и украденная им информация. Но в отличие от наших знакомых «внештатных» агентов он оказался человеком недостойным доверия и впоследствии написал подробный донос обо всем, что здесь видел.

— Ну и что? — пожал плечами Алекс. — Прошло столько времени, кому сейчас интересен нелепый компромат на нашу Базу?

— Ученым.

Повисла нехорошая тишина. Мы вечно конкурируем с этой безнравственной конторой и не раз сажали их в лужу. В свою очередь и ученые ни за что не упустят момента урезать нам фонды. Да, новый скандал не в наших интересах…

— То есть надо всего-то зайти в архив и порвать бумажку? — уточнила я. — Никого не убивать, ничего не взрывать, ни с кем не драться? Фу-у, делов-то?! Легко!

* * *

Это была первая (и надеюсь, последняя!) операция, к которой мы абсолютно не готовились. Профессор лишь записал на листочке адрес здания архива и фамилию жандармского подполковника, чью докладную нам предстояло даже не изъять, а просто порвать на месте. Итак, мы едем на часок посмотреть революционный Петроград!

В костюмерной меня быстренько приодели сообразно эпохе. Я с видимым удовольствием любовалась на себя в зеркало. Новая стрижка — короткое каре, черная кожанка под широкий пояс с пряжкой, кожаная юбка, высокие хромовые сапоги. Последний штрих — повязать по-пиратски красную косынку, и я стала похожа на настоящую большевистскую комиссаршу.

— Хороша-хороша. Прямо вторая Лариса Рейснер из «Оптимистической трагедии», — проходя мимо, ехидно бросил кот. — Только без крейсера и банды верных матросов. Командор тоже готов, переходник у него. Я пойду сам, подождете меня у входа.

Переход прошел, как всегда, незаметно. Вечерние сумерки, холодный северный город, случайные прохожие, боязливо озирающиеся по сторонам, и старинное желтое здание архива. Вход свободный, видимо, бумаги никем особенно не охранялись, зато на этажах туда-сюда тусовался военный народ.

Нужную комнату тоже нашли быстро, благо план эвакуации еще висел на стене. Я незаметно пропихнула кота в хранилище, отвлекая революционных товарищей матросов псевдопатриотической болтовней. Мой муж стоял на стреме в другом конце коридора, изображая безобидного интеллигента в пенсне и черном чеховском пальто. Шеф был прав, задание действительно оказалось простеньким…

Возможно, я переувлеклась, виновата. Возможно, заболталась, мальчики рассказывали столько интересного о морских походах на «Авроре», что я как-то совершенно не заметила отчаянно сигнализирующего Алекса и пропустила тот момент, когда в приоткрытую комнату заглянул красноармейский патруль.

…Дальнейшую сцену воспроизвожу по записи на переходнике кота, которую он, по счастью, не успел уничтожить.

Профессор рылся в бумагах, ища нужный документ, когда солдаты застигли его за этим странным, с их точки зрения, занятием. Естественно, красноармейцы ничего не поняли…

— Читает, что ли? — заметил вслух самый старший, с седой бородой и красным бантом на груди.

— Да нет, гадит, наверно, коты ж читать не умеют, а гадют вообще везде, — уверенным тоном знатока пояснил средний, в черной кожанке и кожаной фуражке со звездой.

Кот поднял на него обалдевший от возмущения взгляд, его лапки нервно рвали тот самый доклад изменника Саврасского.

— Точно, гадит, — согласились все.

— Так, дяденька Петренко, нам-то что с того, пусть гадит, бумаги-то царские, — тонким, ломающимся голоском откликнулся самый молоденький. — Теперь наше время пришло, что о них печься? Небось там прописано, сколько пирогов с капустой к балу-маскараду подать да сколько водки белым генералам поставить. Видали мы такие «важные» документы.

— Помоги-ка мне его поймать, шкоду, давно хочу воротник жене из кота сделать.

— Это ж не пролетарский воротник будет.

— Это из лисицы, белки абы из соболя не пролетарский, а из кошки драной очень даже наш, революционный.

— Оно не возбраняется, — согласился старший, но положил руку на ствол винтовки товарища. — Но не здесь же, эдак всю комнату перепачкаем. На двор его тащи, там и стрельнем.

— Дяденька Петренко, а можно, я кота понесу? — вызвался молодой. — Киса-киса-киса…

— Хамы! Холопы! Быдло! — неожиданно взвыл доселе молчавший агент 013, мигом расцарапывая добровольцу щеку. — И убери руки, я благородный кот, а не какая-нибудь…

— Ах, ты еще из благородных, контра полосатая, — злобно сощурился тот, кто хотел воротник. Лица красноармейцев мигом посуровели. — Ну-ка, ну-ка, ну-ка, посмотрим на эту белопогонную сволочь.