Зона Посещения. «Никогда не сдаваться!..» - Сергей Вольнов

Сейчас это я.

Возвращаюсь к одному из мест на границе между частями города. На этом участке, прямо по оси улицы, вздымается капитальная, в натуре чуть ли не крепостная стена. До того, как её соорудили, здесь посередине улицы солдаты, получившие внезапный приказ, в одночасье спешно натягивали колючую проволоку. И в тот день, когда с улицей вдруг начали твориться метаморфозы, можно было переступать туда-сюда. Ещё ничего не понимающие горожане занимались именно этим, перешагивали через один-два ряда проволоки, пока она не поднялась выше колен. Позже до пояса, и уже просто так не перешагнуть стало. К вечеру «колючее» заграждение высилось в полный рост и было почти непреодолимым, хотя самые умные уже сообразили вовремя, что к чему, и вынуждены были экстренно принимать судьбоносное решение, на какой из сторон улицы хотят продолжать жизнь…

А назавтра город по обе стороны улицы проснулся, будучи уже разделённым. Переходить самовольно пограничные улицы отныне было запрещено. Позже появилась СТЕНА как зримая и гарантированно непреодолимая демонстрация границы, проведённой между идеологически разными мирами. Неизбежно возникла последующая история – попыток подкопов, перепрыгиваний, штурмов, перелезания стены… В львиной доле случаев неуспешных, порой смертельных и лишь иногда удачных. Тем, кто не успел переступить через «колючку» в первый день, потом пришлось навёрстывать упущенное, и слишком дорогой ценой. Сроками тюремных заключений, а то и жизнью.

Самое печально-забавное, что огороженной зоной вроде бы являлась западная половина города, окружённая стеной со всех сторон, но по-настоящему несвободной-то зоной была условно «восточная»…

Здесь границу превратили в приговор. И у него, куда деваться, имелись свои исполнители.

Пограничники. Стоящие на страже свободы с внутренней стороны анклава. К ним, собственно, вопросов нет. Подневольные призывники с внешней стороны… Но все ли из них вынужденно лицемерили? Кому-то было по кайфу держать и не пускать. Многие же верили, что они-то как раз и защищают свою свободу. Свободу привычно жить в красной зоне, по заведённому порядку…

Я стою у высокой сплошной преграды, тянущейся от меня направо и налево, глазами смотрю на неё, целую и невредимую, но мысленно вижу остаток этой стены в будущем, превращённый в мемориальный памятник. Долго простоял, и ко мне, заинтересовавшись фигурой, замершей без движения у подножия, нацелился периодически курсирующий вдоль линии разграничения патруль восточных. Сейчас будут вязать, решив, что я собрался удирать из их свободы, как-то перелезать или перелетать через стену, в загнивающую несвободу на той стороне улицы. Из-за бетонной преграды она не видна, но ЕСТЬ же, в том и суть. Совсем рядом, считаные метры. И если бы не стена…

Пора уходить. Могу не выдержать, сорваться. «Оторвусь» на коллегах, а они не виноваты в том, что судьбы их так сложились, определив заниматься охраной границы.

Как и моя, определив предназначение мне.

Я пограничник, и по определению отвечаю за порядок пересечения границ, а не за то, что творится по обе стороны от них. Это моё личное горе, что не могу ещё оставаться беспристрастным.

Подсознание находит подходящее средство для закрепления темы. Ещё до приближения стенного патруля оно отправляет меня из города, победившего разделения, в другое место и в другое время. К истоку истоков. Туда и тогда, где и когда всё начиналось воистину. Выходит, вначале оно допустило ошибку в поиске первопричины! Её и исправило, и я в начале начал, в совершенно другой ночи. Как не перепутать предпосылки и выводы-последствия, вот в чём тема урока.

…Война началась на рассвете.

Свершилось нападение на верного союзника, который в течение нескольких лет до этого исправно и скрупулёзно снабжал материалами и продовольствием, обучал людей, вместе завоёвывал и оттяпывал территории общих противников. Разделяя, властвовали на пару. И вдруг столь вероломное, предательское нарушение заключённого пакта! На рассвете тот, кто вчера считался другом, в одночасье превратился во врага, по всей линии границы нарушив её.

Рассветное нападение привело в итоге к ужаснейшим последствиям, а для меня оно странным образом ассоциировалось с тем, что свершилось в аэропорту. Я прибыл ночным рейсом, абсолютно не подозревая, в каком направлении развернутся события. Они развернулись на полную катушку; мне так или иначе предстояло разобраться, с чем столкнулся, кто перешёл мне дорогу… или кому перешёл дорогу я.

На заставу я прибываю примерно в двадцать три накануне. Темно, ещё не близок завтрашний рассвет. По официальной версии война начнётся пять часов спустя. Но, забегая чуть вперёд, мне в ближайшие часы предстояло узнать, что это время не соответствовало действительности, так же как и очень многое в исторических «анналах». «Государственная» история воистину не наука, а прислуживающая «контора» на подхвате у текущих персоналий, власть предержащих. И пограничники могли бы подтвердить, как никто, правду поведать. Только погибли они все. Остались в той ночи.

В этой ночи…

– Товарищ старший лейтенант, разрешите доложить! – Вытягиваюсь перед командиром по стойке смирно. – Прибыл для дальнейшего продолжения службы…

– Вольно, сержант. – Отмахивается начальник заставы от официоза и, шагнув мне навстречу, протягивает руку для пожатия. – Хорошо, что успел в расположение, каждый штык не лишний! Сдаётся мне, вот-вот попрут, нельзя нам гадов пропустить…

Я даже не пытаюсь возмутиться, что-нибудь промямлить о том, что у нас с гадами союзнические отношения и паникёрские настроения запрещены. Так почти наверняка сделал бы на моём месте обычный новичок. Опасаясь провокации, устроенной для проверки.

Те, кто находился в это лето на границе, прекрасно всё понимали, видели своими глазами, слышали своими ушами, предощущали своими печёнками-селезёнками. Понимали, что совсем близко, по ту сторону линии, свежепроложенной после недавних совместных завоеваний, сосредоточены не просто территориальные части, а боевые соединения, имеющие опыт войны на западных направлениях. Но, увы, никто не мог предположить, что там ждут часа икс целые армии, которые невозможно «не пропустить» имеющимися силами при нынешнем руководстве. Поэтому даже суровые пессимисты, допускающие вопреки директивам партии, что напавшие всё-таки будут пропущены до какого-то предела, верили, что на всё про всё уйдут максимум месяцы и противостояние надолго не растянется. Накануне войны всегда кажется, что долго она продлиться не должна…

– Найдёшь в казарме старшину, он покажет, где спать. Завтра оформишь документы, станешь на довольствие, определимся с должностными обязанностями.

Я грустно, краешком губ, улыбаюсь.

– Есть, товарищ командир, разрешите идти?

– Иди уже, – ворчит начальник и машет рукой на дверь. Ему лет двадцать пять. Командиры низшего звена к тому лету чаще всего из рядовых недавно выбивались или по срочному набору в армию попадали, заменяя «выбывший» комсостав. Выбитый не вражескими пулями, а карательными органами своих же…