Опасные удовольствия - Джулия Энн Лонг

Он сказал это с таким пылом, что Мэдлин и Колин избегали смотреть друг на друга. Колин знал, что их обоих интересовало, не было ли здесь любовного треугольника совсем другого рода.

Держа в одной руке пистолет и одним глазом наблюдая за Мэдлин и Колином, доктор Огаст ударил по кремнию, зажег свечу и надел на нее стеклянный шар. В комнате стало светлее. Вряд ли свет можно было заметить с улицы и понять, что доктор в своем кабинете. Но на всякий случай Мэдлин тотчас же прикрыла ставни.

Колин осмотрел комнату. В одну линию выстроились бутылочки из темного стекла одинакового размера, баночки, наполненные порошками, вата, тускло мерцающие в свете свечи инструменты и…

Господи! В углу стояло привидение!

Бесформенная белая масса неподвижно застыла на границе света и тьмы. У. Колина мурашки побежали по спине.

Доктор Огаст подошел к привидению и стал его дергать.

Нет, это было не привидение. Простыня. Она была наброшена поверх чего-то, что было выше доктора, выше Колина и почти достигало потолка.

Доктор дернул еще несколько раз, и простыня элегантно упала на пол. То, что оказалось под ней, было ничуть не лучше привидения. Это был огромных размеров человеческий скелет.

– Мистер Паллатайн, – произнес доктор Огаст.

Мистер Паллатайн оказался желтовато-коричневого цвета, немного блестел и свешивался с подставки. Пальцы ног болтались близко у пола, голова свисала так, что подбородком почти касалась ребер. Другими словами, это был человеческий скелет, только необыкновенно высокого роста.

– Он – предмет моих поисков, – сообщил доктор, рассматривая его так, как другие, возможно, рассматривают «Мону Лизу».

Доктор посмотрел на Колина и Мэдлин с явным удивлением.

– Вы думаете, что я вампир.

Колин в этом нисколько не сомневался, но промолчал. Доктор вздохнул.

– Позвольте мне объяснить. Как доктор, который учит других, я должен постоянно совершенствоваться в профессии, а для этого нам, докторам, необходимо препарировать трупы. Особенно трупы тех, кто умер от интересных заболеваний.

«Только доктора считают болезни интересными», – подумал Колин.

– Например, я сомневаюсь, что в вашем трупе будет что-нибудь ужасно интересное, мистер Эверси. Вы прекрасно выглядите, но вы – обычный человек и, похоже, здоровый. Вы были бы полезны в самом простом смысле, но я сомневаюсь, что с вашей помощью я бы добавил что-то в копилку научных знаний. Не в обиду вам будет сказано.

– Нет в этом ничего обидного, доктор Огаст.

– Тем не менее, я был бы рад получить ваше тело. – Какое-то подобие улыбки скользнуло по губам доктора. Да, черный юмор, поскольку хирургам легально разрешалось препарировать только те тела казненных заключенных, которые не были востребованы семьями. А в Лондоне студентов-медиков намного больше, чем казненных преступников.

– Для меня это большая честь. – Колин улыбнулся. – Мое тело могло бы попасть и не в такие руки.

«И все еще может попасть», – подумал Колин, но промолчал.

– Но Джонас Паллатайн… мы все хотели заполучить его, – с тоской в голосе произнес доктор. – Любой врач этого хотел.

– Джонас Паллатайн? – Колину показалось знакомым это имя, и он вспомнил. – Это Джонас Великан? Тот, что путешествовал с цирком?

– Вы правы. Он был более семи футов ростом. Джонас умер в прошлом году. Великолепный чудак и приятный человек, но не очень стремился внести свою лепту в науку.

Лепта в науку, как предположил Колин, означала, что Джонас должен был пожертвовать свои останки докторам после смерти, чтобы они могли покопаться во внутренностях, а потомки – поглазеть на его величественный скелет.

– Вы когда-нибудь видели его? – В голосе доктора слышалось любопытство.

– Видел. Он приезжал с цирком в Пеннироял-Грин, когда я был ребенком. Он весело поздоровался со мной, и после этого мне несколько недель снилось, что мои братья – великаны и хотят съесть меня. Смешно, потому что в семье я был самым высоким.

Мэдлин Гринуэй с недоверием посмотрела на него. Колин не знал, почему пошутил в невероятно сложной ситуации. Просто так получилось.

Доктор Огаст явно ориентировался на реальное положение вещей, а не на фантазии. С такими людьми Калину нравилось дурачиться. Как с Маркусом. Но доктору, очевидно, сейчас было не до шуток. Он с удивлением посмотрел на Колина и продолжил:

– Я – хирург, как вам уже известно, и преподаю здесь, в больнице. Я много трудился, чтобы заработать свою репутацию. – Эти слова он умудрился произнести без всякого высокомерия. – Но блестящая репутация требует подтверждения и постоянного совершенствования. Вы, возможно, слышали, как я удалил опухоль с головы графа Лайдона?

Мэдлин и Колин кивнули.

– Мой отец был врачом в Марбл-Майле, Меня послали учиться в Эдинбург. Долг врача – развивать медицину и делиться своими знаниями. Я познакомился с мистером Паллатайном в цирке, там много интересных людей, и тогда узнал, что у него слабое сердце. Я уверен, что era сердечный недуг связан с большим ростам, потому что уже слышал где-то об этом раньше. Понимаете, мне хотелось увидеть его сердце. Меня буквально начала преследовать эта мысль. Сердце у него начало барахлить всерьез, и когда стало понятно, что его смерть – вопрос нескольких недель, я стал внимательно наблюдать за ним. Я хотел первым потребовать его тело для науки, несмотря ни на что. А мистер Паллатайн… Ему это не нравилось.

Колин представил себе человека, который добродушно зарабатывал себе на жизнь своим огромным ростом, в окружении важных ученых «стервятников», горящих желанием распотрошить его тело. Колин подозревал, что ему бы тоже это не понравилось.

– Мистер Паллатайн придавал большое значение своему телу, но зачем нам нужны тела, когда мы покидаем этот бренный мир? Но вдруг ваше тело, подаренное науке, безмерно улучшит жизнь других людей, родившихся после вас?

– Мне кажется, не каждый способен рассуждать так прагматично о подобных вещах, как врачи, – подала голос Мэдлин. Она вовсе не винила доктора Огаста, но Колин знал ее достаточно долго, целых полтора дня, чтобы услышать раздражение в ее голосе и понять, что это значит.

Он оторвал взгляд от очаровательного, по общему мнению, доктора и от его пистолета. Даже в темноте было видно, что на Мэдлин лица нет. Оно застыло, в нем не было ни кровинки. Странно, но Колин думал, для того чтобы лишить мужества Мэдлин Гринуэй, потребуется нечто гораздо большее, чем скелет ростом в семь футов. «Может быть, воспоминания нарушили ее спокойствие», – подумал Колин.

– Полагаю, со временем начнут возражать гробовщики, если все в благородном порыве начнут жертвовать свои останки, – сказал Колин. – Это разорит их бизнес.

Доктор Огаст оценил эту шутку, выгнув бровь.