Девушки, согласные на все - Маша Царева

– Извините, я не представился. Борис, ассистент Марьяны. Исполняю обязанности секретаря, менеджера, директора и пресс-агента. – Блондин протянул руку, которую Филиппу пришлось с улыбкой пожать. Ладони у ассистента были липкие и прохладные. – Вы, кажется, собирались поговорить с Марьяной по поводу календаря? Она сейчас в грим-уборной.

– Собирался, – подтвердил Филипп и, покосившись на охранников, добавил: – Но если сейчас неудобный момент…

– Да бросьте вы! – тихо рассмеялся Борис. – Не надо так пугаться, вас никто не съест. Этот малый сам виноват, он нарушил закон о частной собственности и получил по заслугам.

– Его чуть не убили!

– Не волнуйтесь, ему уже вызвали врача. Лишние проблемы нам не нужны. Это хороший доктор, журналюга поправится быстро.

Слово «журналюга» Филиппа покоробило, но, разумеется, он предпочел промолчать.

– Вы можете пройти в гримерку. У вас есть минут тридцать. Потом у Марьяны урок хореографии, и вам придется покинуть это помещение. Пройдите за сцену, третья комната справа по коридору.

Гримерка у Вахновской была шикарной – будто бы она являлась звездой первой величины. Видимо, банкир на самом деле любил свою рыжую женушку, раз сделал ей такой королевский подарок. Зеркала в массивных антикварных рамах, мягкий золотистый свет, кондиционер и новомодный ионизатор воздуха, огромная напольная ваза, а в ней – ветки свежих орхидей. Разумеется, мадам Вахновской вздумалось украсить свою гримерку самыми дорогими цветами, которые только можно отыскать в стылой Москве.

Сама Марьяна сидела перед деревянным туалетным столиком, по которому были небрежно разбросаны новинки последних парижских косметических лабораторий. Эффектное золотое платье она успела сменить на весьма легкомысленный плюшевый халатик.

Филипп непроизвольно кинул взгляд на ее ноги – они были длинными, безупречной формы.

Несколько секунд Меднов тупо топтался на пороге. Потом неуверенно кашлянул – он и в самом деле не знал: то ли она его действительно не замечает, то ли пытается светски проигнорировать, показать ему, что для нее он – пустое место.

Она обернулась. Увидела его. И взвилась:

– Какого черта ты делаешь в моей гримерке?! Кто тебя сюда пустил?!

Филипп сделал шаг вперед и с достоинством протянул ей свою визитную карточку.

– Разрешите представиться, я вам уже звонил. Меня зовут…

– Да наплевать мне, как тебя зовут. Понял? – Она повысила голос, и Филипп тоскливо подумал: «Может, пьяная? Многие новорусские жены прикладываются к бутылке. Сейчас как позовет охранников. И они вытолкнут меня, вон как этого несчастного Арсения».

– Знаете… Наверное, я буду вынужден поговорить с вашим мужем. Мне работать надо, а вы, если честно, мне мешаете, – спокойно улыбнулся Филипп. «Сохранять чувство собственного достоинства. Не давать ей вести себя так, словно я бессловесный халдей», – пульсировало у него в мозгу.

Она с некоторым интересом посмотрела на него, ее глаза сузились.

«Наступил на больную мозоль», – догадался Филипп.

– У меня сложилось впечатление, что Георгию Константиновичу небезразлично, какой получится ваша страничка в календаре. Он обещал нам полное содействие, и я никак не думал, что…

– Ладно, что вы от меня хотите конкретно сейчас? – нервно перебила она.

«Вот так-то лучше, девочка, – удовлетворенно подумал Филипп. – Знай свое место. Ты одета в золото и шелка, но сидишь в клетке. У тебя хозяин есть, которого уж изволь слушаться. И не думай, что веер зеленых бумажек в твоем кошельке дает тебе право мною командовать. Тем более что наличных денег тебе, скорее всего, и не дают!»

Дверь гримерки приоткрылась, в комнату заглянула сонная тетка неопределенного возраста:

– Марьяна Игоревна, у нас назначен сеанс массажа, – напомнила она.

– Не видишь, что ли, я занята! – крикнула ей Вахновская.

И совершенно неожиданно для себя самого Филипп ее пожалел. Непросто ей, наверное, живется, раз она такая неудовлетворенная и нервная, раз ей необходимо срывать злость на окружающих. Высокую цену заплатила эта Марьяна за личную студию, шубу до пят и шикарную гримерку. Ей ведь, судя по всему, чуть больше двадцати. Самый прекрасный возраст – ей бы на танцы бегать да на свидания, а не обслуживать своего жирного богатого муженька.

– Но у нас назначено! – попробовала возмутиться массажистка.

– Вон!!! – В лицо назойливой тетке полетел тяжелый флакон дорогой туалетной воды. Перепуганная массажистка едва успела захлопнуть дверь – флакон попал точно в то место, где секунду назад было ее лицо. Стеклянная емкость разлетелась вдребезги, и комнату заполнил душный, тошнотворно сладкий аромат концентрированного парфюма.

Филипп с удивленным любопытством наблюдал за истеричкой. А у Марьяны словно подкосились ноги – она рухнула на антикварный, обтянутый бархатом пуф, уронила голову на руки и отчаянно, с надрывом зарыдала. Она совершенно не стеснялась его присутствия – подвывала и некрасиво всхлипывала. Ее измученные диетой худенькие плечики вздрагивали.

«Совсем нервы расшатаны у девчонки», – обреченно подумал Филипп. И что ему теперь делать? Броситься утешать ее? Опасно. Вдруг как раз в этот момент в гримерку заглянет кто-нибудь из охраны, или даже сам Георгий Константинович. Доказывай им потом, что ты ничего такого в виду не имел, а просто пожалел плаксивую красавицу!

– Да ладно тебе… прекрати, – подумав, он все-таки приблизился и осторожно погладил ее по волосам. Филипп в любой момент был готов отдернуть руку – словно не к красивой девушке прикасался, а к ядовитой змее.

Она вздрогнула, почувствовав чужую ладонь на голове, и мгновенно перестала плакать. Выпрямилась – руку ему все-таки пришлось отдернуть.

– Итак? – Марьяна надменно на него взглянула. Ее лицо было абсолютно спокойным, видимо, она умела быстро брать себя в руки. Если бы не красный нос и мокрые ресницы, никто бы и не поверил, что девушка только что истерически рыдала.

– Итак, нам придется работать. Долго и серьезно, – насмешливо подытожил Филипп.

– Что-то я не очень понимаю… – нахмурилась Марьяна. – Гога говорил, что съемка моей странички запланирована на апрель. Почему вы пришли сейчас?

Филипп вздохнул:

– Потому что я должен познакомиться с вами. Понаблюдать. Понять, где и в каком ракурсе вас надо снимать.

– Понятное дело, в каком ракурсе – чтобы сиськи в кадр попали, – внезапно усмехнулась она. – Я никогда бы не стала фотографироваться голой… Но «Сладкий год» – такое издание…

«Ну и нахалка, – подумал Филипп. – Из нее получится великолепная звезда, ее возненавидят журналисты. Если она уже сейчас так умеет хамить и задирать нос, то что же будет, когда выйдет календарь? После публикации в «Сладком годе» она проснется знаменитой, и… Это будет монстр какой-то, не завидую я ее окружению».