Наполеонов обоз. Книга 1. Рябиновый клин - Дина Рубина

Что тут скажешь. «Ну, подскакивай…»

Изюм от прошлого его визита ещё не оправился, – когда тот с женой и ребёнком приехал сюда мириться-воссоединяться на лоне природы.

Изюм, гостеприимный хозяин, на кухне стоял и плакал (лук нарезал колечками). А они всё: ой-ой, птичка! – и к клетке с попугайчиком Федей. И через минуту являются: «А чего-то он не дышит…» «Как – не дышит?! Он у меня тут час назад круги нарезал, как ракета!» Смотрит -Изюм – а в руке у Альберта Федя дохлый, но тёплый ещё, и глаз один так полузакрыл, точно смотрит на -Изюма и, как в фильмах, просит отомстить за свою гибель. Любимая птица Костика! Они с матерью купили его на птичьем рынке, такая славная птичка, и так чётко произносил «Суперрржопа!» по каждому поводу. Это ж какое трагическое шапито ждёт Изюма в ближайшие выходные! Позвонил он Марго, та – вне себя от ярости. Но делать-то нечего. «Клетку убери в сарай, – говорит, – а Костику скажем, что Федя улетел на юга жениться».

Изюм говорит Альбертику: «Давай, езжай завтра, покупай мне попугая». А тот: «Ну, он же и у тебя мог сдохнуть…»

Любой нормальный гость после такого случая закрыл бы ассамблеи года на два. А этот – нет, ему водяра всё воспитание по уши залила.

Так вот, «Заскочу к тебе на полчасика», – говорит. И когда уже в калитку заходит, так небрежно роняет: «Правда, я не один…» А позади… Смотрит Изюм, а за Альбертиком вышагивает такая… такая… фиу! И у Альбертика вид, точно он не знает, что она за ним идёт. Изюм стоит как Кролик в «Винни Пухе»: «Как, мол, вас только двое?» – и неловко ему спросить: «А это что ещё за шмара, прости господи?!.»

Собрал, конечно, на стол кое-что. Сидят они, и Альбертик к этой своей баночке туда-сюда прикладывается. Вышла нимфа покурить – Аня, что ли, или Неля… неохота уже запоминать всех его баб, память-то не компьютерная; малярша, она, как выяснилось. Альбертик спрашивает: «Изя, можно мы у тебя переночуем?»

Ну, что прикажете отвечать старому другу? -Изюм думает: «Блинадзе! мне что теперь: повесить над дверью табличку «Публичный дом», выдавать бельё по рублю и брать с гостей почасовую плату?!»

«Вон там, в шкафу, бельё, – говорит, – на котором ты с женой и ребёнком на той неделе спал, отныне будешь ночевать только на нём. Заберёшь-постираешь-привезёшь…»

Другой бы смутился, а Альбертику всё – божья роса. Не сморгнул даже. И остались они…

А ночью такой начался шапито! И у Изюма – билет в первом ряду. Вернее, ему самому предлагалось на канате плясать, потому как звонит-то весь этот гарем на его домашний телефон. Альбертик, тот предусмотрительно отключает мобилу, типа – «наработался, как ишак, и ночью хочу отдохнуть». И чего он добился? То жена его, Маша, звонит Изюму, то Галя звонит, и тоже – Изюму, и опять жена, и снова Галя… Одна угрожает: «Щас приеду, спалю твой шалман нах!» Другая: «Ты его покрываешь с его шалавами, вражина! Приеду, камня на камне от твоего борделя не оставлю!»

А Изюм со сна то Машу Галей назовёт, то Галю – Машей. Вконец растерялся и обозлился. «Женщина! – говорит, так чтобы уж не ошибиться. – Ну, за что вы меня кошмарите! Приезжайте, заберите навсегда своего романтика и долбоёба!»

Погорячился. И зря.

Обе дамы примчались на такси почти одновременно. Тут недалеко, из Обнинска. Причём жена и дочку прихватила, в назидание: мол, полюбуйся, что твой папаша вытворяет. И сцепились обе прямо в прихожей. Галя у Маши клок волос выдрала – такой приличный клок, хоть парик мастери. Та взвыла и кинулась на неё с кулаками. Изюм бросился их растаскивать; ему-то, пусть бы они позадушили одна другую, но ребёнка жалко: что за пример семейной любви для неокрепшей души! К тому же он боялся, что «свинья» – Нюха то есть, совсем очумеет от шума, сорвётся и загрызёт кого-нибудь… Короче, кино не для нервных: у Маши полголовы лысой, у Гали морда расцарапана, «свинья» лает-рычит, готова всех растерзать… В прихожей тесно же, а они толкаются, обувную тумбу свернули, зеркало на одном гвозде повисло, вот-вот упадёт. И тут выплывает пьяненький Альбертик со своей полуодетой маляршей, как там её вчера звали…

Изюм хвать Нюху за ошейник, – ибо та сильно озадачилась столпотворением, – и как заорёт: «Проваливайте отсюда все со своей Сандрой-Барбарой!!! Или я щас свинью на вас травану!!!»

Короче, мат-перемат, шутихи-петарды, визг и плач невинно убиенных младенцев… Хорошо, оба такси так и стояли на улице: бывалые водители могут предсказать грядущие события куда точнее астрологов или метеорологов, так что измочаленная компания с избитыми рожами вывалилась в ночь и с некоторыми перетасовками разместилась в фаэтонах для дальнейшего променада…

А Изюм до утра уже не заснул. Даже не ложился: порядок навёл, подтёр кровищу, зеркало заново повесил, запустил в стирку бельё…

Потом включил телик и от расстройства просмотрел всю «Аиду» – от начала и до конца. Эта брюнетка была такой страстной, такой целе-устремлённой. И чётко выпевала свои принципы и выглядела очень порядочной женщиной… Приятно было на неё смотреть.

* * *

Но речь-то не о любви, и даже не о выпивке, а о работе. Хотя именно в связи с постоянными алкогольными парами скромный бизнес Альбертика совсем захирел. Ничего у него не клеится. И приличные люди с ним уже работать не хотят, потому и набирает тех ещё специалистов: кто под руку подвернулся и кто полутрезвым оказался в данный миг бытия. Один просто дома у него живёт, Петя такой из молдавской провинции, – возит он Альбертика, ибо тот целый день тяпает по чуть-чуть и за руль сесть не может. Возит его и работает на объектах, хотя никакой не специалист.

Взял Альбертик квартиру на ремонт, понабрал в бригаду подобных джентльменов удачи. Договорился с заказчиком – ламинат стелить. Комната метров тридцать, да коридор, да кухня. Ну и они, пока работали, что-то там крутанули, что-то недовинтили… Разверзлись хляби небесные, как говорится в поздравительной открытке. Затопили, короче, весь материал. А ламинат дорогущий, полторы тыщи метр. Бросились воду собирать, вроде собрали, но пол всё равно вздулся. Хозяин приходит, у него глаза на лоб: «Эт-то что ещё такое?!» Альбертик давай ему впаривать: «Некондиционный товар, бракованная партия…» Хозяин: «Ни хера!» – и вынимает телефон экспертизу заказывать. Тот сразу в раскол: «Так у вас тут потоп ненароком случился». «Ага-а!!! Какой такой потоп, кто его организатор посреди полного здоровья квартиры?!» И в процессе выразительного диспута – пожалте вам справедливый штраф: на шестьдесят тыщ новый ламинат да перестилка.

Вот так они все и косячат, что-то взрывается у них, кого-то затопляет. И звонит он: «Изь, приезжай-посмотри». Приходится ехать…

Вчера приезжает Изюм – там новый какой-то мужик; выходит, опять Альбертик подобрал на вокзальной скамейке бомжа, и это понятно: ребята от неопределённости разбегаются по более выгодным заказам. Мужик такой… странный. «А почему – странный?» – спросил сам себя -Изюм. Нормальный мужик. То есть никакой: среднего роста, черноволосый, но уже седоват, а глаза – синие, холодные и жёсткие такие. Молчун. И работает тоже… как-то неловко. Видно, что старается, и аккуратный, но и не то чтобы спец. Изюм пытался познакомиться, посоветовать, как ловчее дверь ставить. Но тот такой – как дикий кот: зыркнул-буркнул и дальше делом занимается. Изюм, он же общительный, как Доктор Айболит, спросил – как того зовут, а вместо него Альбертик отозвался: