Поцелуй святого Валентина - Александра Авророва

— Шиш ему, а не ребенок, — свирепо прокомментировала я.

— И тогда мне придется сказать правду, — все с тем же легким изумлением продолжила Ира. — Я не смогу обманывать, раз для всех это будет так важно. Сперва Димка скажет, что ничего страшного… он любит меня, несмотря ни на что. Но постепенно я начну чувствовать, что его раздражаю. Наверное, я и сама стану раздражительной. Он все реже и реже будет хотеть меня… а потом признается, что одна молоденькая милая девочка ждет от него ребенка, поэтому, как честный человек, он должен жениться. Вот и все, Натка. Вся история. Смешно?

Возражения застыли у меня на губах. Ира говорила спокойно, почти монотонно, словно капля за каплей струилась вода, и в этом журчании слышалась такая безысходность, такая неотвратимость, что сомневаться было невозможно. Ира действительно видела будущее, словно в тех стихах…

«Когда судьба по следу шла за нами,

Как сумасшедший с бритвою в руке».

Поздно вечером меня выдворили на улицу. Как я ни умоляла, ночевать в больнице почему-то не позволили. Вот с утра, мол, приезжайте в любое время, а сейчас остаться нельзя. Мрачная и подавленная, я брела по темному, холодному двору. Завывал ветер, взметая струйки снега. И вдруг я услышала странный звук. Словно кто-то постукивает в такт моим шагам, негромко, но гулко. Тук-тук, тук-тук.

Я остановилась — звуки прекратились. Сделала пару шагов. Ясно, что стучу не я, мне просто нечем. Да и вообще, я не глухая и прекрасно слышу, это где-то за спиной. Стоило сдвинуться с места, как опять возникло загадочное «тук-тук». Эхо? Кошка в водосточной трубе? Запоздалый пешеход с палочкой? Больше всего смахивает на последнее. Хромой инвалид бредет из больницы моим маршрутом. Его тоже, беднягу, выгнали в ночь. Я обернулась, и мне почудилось, что какая-то тень молниеносно метнулась к стене. Для хромого инвалида больно шустро… И тут меня словно обухом по голове ударило. Я вспомнила про своего маньяка. Господи, какая же я дура! Одна, в темноте, на безлюдной улице, а ведь все советовали не высовывать носу из дома! Что будет с Ирой, если меня убьют прямо под окнами ее палаты? Она сочтет себя виноватой и будет ужасно мучиться. И вообще, я не хочу, чтобы меня убивали! За что? А самое главное, зачем он стучит? «Ты умрешь скоро и страшно». Чего такого страшного он для меня приготовил? Снова «тук-тук», да еще впридачу какое-то железное лязганье. Маньяк опробует орудие пытки? Я застыла на месте, словно несчастная Лотова жена, и кто знает, к чему бы это привело, если б не огни приближающегося автобуса. Их вид вывел меня из оцепенения, и я рванула вперед.

Жаль, под рукой не было секундомера. Уверена, что побила все рекорды. Ни один атлет на ровной и удобной дорожке стадиона не развивал той скорости, какой я достигла на заснеженной улице, полной колдобин. Я впрыгнула в автобус в последний момент, застряв в дверях полой куртки. Впрочем, подобные мелочи не могли меня смутить. Главное, я ускользнула от нерасторопного маньяка. Где ему меня догнать! Меня переполняло чувство законной гордости. Мысль о том, что стучать мог безобидный инвалид, я наотрез отвергла. Меня столько убеждали в наличии маньяка, что я наконец-то в него поверила. Тем более, он названивает мне каждый вечер. А сегодня названивать некуда, вот и вынужден был стучать. Зачем? Кто их разберет, этих маньяков. Уж всяко не с добрыми целями. Теперь пускай помучится. Я успела на последний автобус, а он нет. Так ему и надо!

Победа над маньяком сильно повысила мне настроение. Я смело вышагивала от остановки к своему дому, полагая, что незадачливый преследователь мается около больницы. «Тук-тук», — неожиданно раздалось за спиной. Ледяной холод пронзил меня от макушки до самых пяток, потом снова вверх, остановившись где-то внизу живота. Господи, да что же это такое? Чего от меня хотят? Зачем преследуют? Я обернулась — и сердце комом забилось в горле. В темноте светились страшные нечеловеческие глаза и щелкали огромные желтые клыки. Я завопила.

Думаю, тут я тоже поставила рекорд. Не знаю, каким прибором измеряются децибелы, но громкость, похоже, получилась потрясающая. У меня заложило уши, а не успевший морально подготовиться маньяк отскочил метра на два. Это меня взбодрило, и я решила не прекращать боевых действий, а продолжать орать. В этот момент из-за угла вынырнул второй враг. Он не светился, но на всякий случай я завопила и на него. Надо себя защищать, а разбираться будем потом!

— Что? — нервно спросил он, и я поняла, что это Ванька. — Где оно?

— Удрало вон туда, — с презрением объяснила я. — Струсило.

— Каждый струсит, — согласился Ванька. — Голос у тебя классный. Кто услышит, инфаркт заработает запросто.

— Не собираюсь заботиться о здоровье маньяков. Хоть сто инфарктов, только порадуюсь. А ты что тут делаешь?

— Тебя дожидаюсь, — довольно раздраженно сообщил Ванька. — Так и знал, что у тебя хватит ума возвращаться глубокой ночью. А если б он тебя убил? Я ведь еле успел.

— Что значит — еле успел? — возмутилась я. — Я его прогнала, ты сам видел, как оно улепетывало. И вообще, оно мне что-то напоминает. Главное — понять, зачем оно стучало…

— А затем, — заявил Ванька, — что если ты не позвонишь утром Полухину, это сделаю я. Хватит, доигрались! Нельзя скрывать от следствия важные вещи.

— И какие такие важные вещи я скрываю?

— Что маньяк два дня подряд звонил тебе и угрожал убить, а сегодня… что он сделал тебе сегодня? Не зря же ты вопила.

— Оно стучало и светилось, — подумав, объяснила я. — Сама теперь не понимаю, почему я так перепугалась. Возможно, оно не имеет ко мне ни малейшего отношения.

— Ежу ясно, что имеет.

Я неохотно кивнула:

— Сперва оно стучало у больницы, а теперь здесь. Наверное, это все-таки мой маньяк.

— Еще и у больницы! — взвился Ванька. — Ладно здесь, здесь хоть я тебя охраняю, а если бы он напал там? Ведь милицейской охраны тебе на самом деле не дали, правильно? Дай слово, что утром позвонишь Полухину.

— Завтра воскресенье, — напомнила я. — Выходной день. В понедельник позвоню.

Теперь, в присутствии знакомого человека, мои страхи совершенно развеялись. Ну, поскрежетал кто-то железякой и посветился немного — тоже мне, повод вызывать милицию!

— Значит, до понедельника я не выпущу тебя из виду ни на минуту, — процедил Ванька.

— Так я тебе и разрешила!

— А тебя не спрашивают. Рисковать жизнью только потому, что обиделась из-за бабской чуши — никогда б не подумал, что ты такая дурочка.

Я вспомнила, о какой бабской чуши идет речь, перед глазами возникло бледное Ирино лицо, и я поняла вдруг, что не в силах больше находиться рядом с Ванькой. Наверное, он хороший и даже любящий. Он оберегает меня, хоть я его и оскорбила. Он рассуждает весьма логично. Только его уверенный голос, его полный превосходства над глупыми женщинами вид раздражают меня до предела. Все, что угодно, только бы отвязаться. Неужели я превратилась в мужененавистницу?