Тайны служебные и личные, или Карибский синдром - Александр Васильевич Кулешов

шумно опустил телефонную трубку. Придется отпустить. Хоть он от мальчишки-лейтенанта ничего не получил для последующих действий, но основную задачу собеседования выполнил: о себе напомнил, сигнал быть строже послал.

– Ну если что вспомнишь по теме разговора – заходи, – похоже, майор и сам устал от своей игры в неопределенность. – Чего вы бузите? Что вы можете про Кубу знать? Что вы вообще про армию знаете? Вы хоть в одном серьезном учении побывали? Хоть одно серьезное задание выполнили? Кто вы такие? Одни забавы в голове! Встречи с ветеранами им подавай! Зачем вам это?

– Чтоб больше знать, больше понимать, иметь мнение. К сожалению, официальная точка зрения представляет события в очень узком ракурсе с учетом политических интересов. Рано или поздно стабильное состояние общества сменяется сомнениями и шатаниями с бардаком в головах и бессовестностью манипуляторов общественным мнением. В такие моменты пересмотру подвергаются, казалось бы, незыблемые постулаты официальных версий событий, а подтверждающих их показаний простых участников нет…

– Кому нужно ваше мнение? Мнение у всех должно быть одно: это была бескорыстная помощь свободной Кубе в отстаивании ее независимости. Наша группировка войск помогла отстоять ее, социалистическую ориентацию руководства страны, и оно сохранило власть. Поэтому задачи советского руководства, всех представительств на Кубе и отдельной группировки были выполнены. Других мнений быть не может. Во всем должен быть порядок, – Он словно выдохся, как бракованный шарик, после надувания имевший бодрый вид, но спустивший воздух через небольшую дырочку, не замеченную в ОТК. Виктор благоразумно оставил последнее слово за хозяином кабинета, но про себя подумал: «Не правильно вы понимаете, что порядок – это когда ничего никому нельзя».

– Разрешите идти? – вспомнил он уставную подсказку прекратить пытку в газовой камере, и получив согласие покачиванием красного пятна, тут же выскочил. Ни вспоминать, ни заходить Виктор не собирался. Долгое щелканье дыроколом и неспешная беседа с майором съели довольно много времени. Забежав в офицерскую гостиницу за планшеткой и подготовив себя к перемещению в девятку, Коростелев направился к Насте. Ее в медпункте не было, договариваться о встрече было не с кем. Личная жизнь никак не совмещалась со служебной.

Комбат Туркин чуть ли не на бегу полюбопытствовал у Коростелева, зачем его вызывал особист?

– Просто познакомиться, – ответ с двояким смыслом мог означать и вербовку в осведомители, и просто беседу, но это каждый воспринимал по-своему.

15

Майор Рыкунов по установленной им очереди приглашал на собеседование всех двухгодичников, каждому последующему приглашенному уделяя все меньше времени, с особым упором настаивая, что трактовка исторического события может быть только одна, официальная, что излишняя информация вредна, так как ведет к широте взглядов, ставящих под сомнение то, в чем сомневаться нельзя. Лейтенанты оживленно информировали друг друга позже, ставя под сомнение трактовку майора. Они были молоды и ироничны.

Беспокойство в служебном деле офицеров восьмой батареи пришло неожиданно, откуда не ждали. Сначала оно выразилось в суете, в которую их бесконечно вовлекал вновь назначенный заместителем командира восьмой батареи старший лейтенант Ефимов, который решил после должности секретаря комсомольской организации полка снова стать кадровым ракетчиком. Появление заместителя однозначно трактовалось в пользу того, что у комбата Туркина появились перспективы получения майорского звания и отбытия на учебу в академию. Как известно, из бывших комсомольских функционеров всегда вырастали крепкие партийные и хозяйственные работники, поэтому Ефимов, поскучав несколько не то что дней – часов! – вместе с двухгодичниками в офицерских классах над боевыми регламентами в процессе самоподготовки к получению допуска к несению дежурства, быстро переключился с совершенствования боевого мастерства на более понятное ему времяпровождение – проверку приписного имущества батареи. Результат такой планомерной работы был осязаемым и, главное, быстрым. Делал он это не для галочки, основательно, с насыщением себя значимостью и привлечением к совершаемым действиям как можно большего количества подчиненных и свидетелей. Начал он проверку имущества с химкомплектов, получив индивидуальные средства защиты для себя. Добился установки палатки с распыляемым отравляющим веществом на стартовой позиции и прогнал через нее всю батарею. Убедился, что личный комплект предохраняет, с видом победителя мероприятия по проверке индивидуальных средств защиты личного состава водворил его на предназначенное для хранения место на стеллаже в убежище.

Но если по отношению к возрастным капитанам – начальникам отделений старший лейтенант Ефимов в своем начальственном порыве испытывал некие этические ограничения, то двухгодичников Коростелева и Сержантова он практически все время держал при себе, распоряжался, указывал, давал задания, подгонял, проверял исполнение, то есть всячески самоутверждался в качестве командира. Внешне похожий на Бульдозера, когда понятие «плотный» в зрительском восприятии перетекало в понятие «полный» из-за нелюбви к физкультуре, он все свои действия оформлял основательно, словно проводил тотальный шмон. Откуда-то появились журналы учета имущества, каждую позицию в которых новый замкомбата хотел видеть собственными глазами, прощупать своими руками, сверив учетные номера на бирках с журнальными записями. Это отнимало много времени, и было видно, что старший лейтенант получал наслаждение от того, что лейтенанты проводили время с ним, с номинальным командиром, а не за пулькой в офицерском общежитии, в самоподготовке или других, неподконтрольных заместителю комбата делах. Уж точно Ефимову не было никакого дела, что в расположении дивизиона у кого-то из лейтенантов могла развиваться личная жизнь, и загружая его совместными служебными мероприятиями, он не оставлял времени для продвижения на личном фронте.

Суета переросла в реальное беспокойство для Коростелева, когда в ходе проверки приписанной к батарее техники в ангаре для хранения ракет Ефимов обнаружил один комплект брезентовых чехлов для транспортировочной тележки вместо двух.

– Где второй комплект? – с радостным нахальством уставившись в лицо Коростелеву спросил он. Даже по растерянности лейтенанта можно было понять, что для него отсутствие одного из двух комплектов чехлов является неожиданным «подарком». Ну лежали простеганные куски брезента в углу хранилища, с которыми за время всей его службы ни лейтенант Коростелев, ни его отделение не совершали никаких действий в периоды регламентов и тренировок. Предназначались они только для закрытия тележки с ракетой при переходе на запасную боевую позицию, а с этим лейтенант еще не сталкивался, поэтому к чехлам никогда не подходил. Да и при учебном или боевом выходе в Хутру эта работа возлагалась на прапорщика стартового отделения, начальник же сразу после объявления задания должен был отбыть на кунге с расчетом прицеливания для проведения геодезических промеров, как это он проделал в тренировочном режиме.

– Должно быть два комплекта… – неуверенно ответил Коростелев.

– Ну сам проверяй! – напомнил заместитель командира подчиненному о его полномочиях. Лейтенант разобрал стопку брезентовых чехлов. Предполагалось, что там было два комплекта, оказалось –