Мы совершенно не в себе - Карен Джой Фаулер

Позже я узнала кое-что о хозяевах дома. У них имелся завод, выпускавший телевизоры, и они были очень богаты. Статуи псов были сделаны по фотографиям их собственных собак и стояли на месте, где тех похоронили. Четвертого июля эти люди устраивали вечеринку с лобстерами, которых самолетом доставляли из штата Мэн, вечеринку, которую непременно посещали мэр, начальник полиции и ректор. У них не было своих детей, но они приветливо относились к заблудшим ребятишкам, забредавшим на их землю. Они говорили с характерным акцентом жителей Индианы.

Лоуэлл растянулся на склоне, закинув руки за голову. Я улеглась рядом, и трава оказалась не такой уж густой и мягкой, но пахла все равно, как густая и мягкая. Пахла летом. Я положила голову брату на живот и вслушивалась в его незримую работу.

Я была счастлива тогда и счастлива сейчас, когда вспоминаю это, лежа на кровати. Как однажды ночью очутилась в сказочной стране с моим братом, и самое прекрасное, что ему в общем-то незачем было звать меня, ему от меня ничего не было нужно. Он просто взял меня с собой, и все.

Я растянулась на траве подле него, положив голову ему на живот, и старалась не смыкать глаз, боясь, что, если усну, он уйдет домой без меня. Сказочная страна, конечно, хорошо, но я не хотела оказаться в ней одна. Даже это было радостно вспомнить. Брат мог бросить меня той ночью, но не сделал этого.

Я мысленно дочертила систему координат, начатую в камере, систему того, что я потеряла и когда. Первое: велосипед; второе: мадам Дефарж; третье: дневники; четвертое: брат.

Пятое: Ферн. Где Ферн? Может, брат знает. Мне бы тоже стоило хотеть узнать, но я слишком боялась ответа. Если бы желания так легко сбывались, скоро я бы снова встретила моего брата, и он бы не рассказал о Ферн ничего такого, что меня бы расстроило.

Но я отлично знала, что и в сказочной стране, и в реальной жизни с исполнением желаний все куда как не просто.

5

Я снова набрала Харлоу и снова напоролась на автоответчик. Еще раз без малейшего раздражения, без драмы, само спокойствие и достоинство – где мадам Дефарж? Девочка-мартышка совершила очередной незапланированный выход и снова угодила в камеру. Когда она уже научится вести себя сдержанно и пристойно?

Шел дождь – здоровые ледяные капли, – и у меня не было велика, потому я позвонила в “Грэдюэйт” узнать, не оставил ли кто в баре куклу чревовещателя по имени мадам Дефарж пару ночей тому назад. Не уверена, что человек, взявший трубку, понял мой вопрос. Не уверена, что так уж постарался вникнуть. Стало ясно, что мне придется-таки отправиться и посмотреть самой, невзирая на погоду.

Следующие несколько часов я блуждала по городу в поисках разнообразных вещей, которые не могла найти. Я промокла до нитки, промерзла до костей, глаза снова защипало, потому что я всадила в них новые контактные линзы. Живой, дышащий океан жалости к себе. Разумеется, кто-то стащил мадам Дефарж. Мне никогда не осилить выкупа. Мне никогда не вернуть ее обратно.

Дэвис был печально знаменит кражами велосипедов. Их тырили легко, между делом; могли стянуть, просто чтобы доехать до следующей лекции. Полицейские собирали брошенные велосипеды и раз в году продавали на аукционе, деньги переводились в местный женский приют. Я еще увижу свой велик, но не смогу перебить ставку и даже пожаловаться не смогу, ведь деньги идут на благое дело. Неужто я не хочу, чтобы у женщин был приют? Но я любила тот велик.

Весьма вероятно, столь свойское обхождение со мной полицейского Хэддика могло напугать брата. Он должен знать, что я никогда умышленно его не сдам. Но сколько раз Лоуэлл повторял: “Ты просто не умеешь держать свой чертов язык за зубами!” Когда мне было пять, шесть, восемь, десять – сотню тысяч раз? Я научилась-таки держать язык за зубами, но Лоуэлл так и не заметил.

Я вернулась домой с пустыми руками, в слезах и насквозь продрогшая.

– Моим ногам уже никогда не согреться, – сообщила я Тодду и Кимми. – Пальцам конец.

Они сидели за кухонным столом и увлеченно резались в карты. Большая часть колоды валялась на полу.

Они прервались, чтобы сочувственно поцокать языком, и тут же переключились на скорбный перечень всех, кто заходил, пока меня не было.

Сначала Эзра под каким-то нелепым предлогом, но, несомненно, надеясь застать Харлоу. И в результате обнаружил разбитый датчик дыма. Устроил выволочку. Мы с Тоддом не только подвергаем риску собственные жизни, но и жизни каждого обитателя этого дома. А кто отвечает за безопасность этих людей? На кого они рассчитывают? Уж точно не на нас с Тоддом. Нет, они доверились ему, Эзре. Нам-то, может, и плевать, подведет их Эзра или нет, но он этого не допустит, даже не сомневайтесь.

Потом какой-то лузер, какой-то белый бака в бейсболке задом наперед, в надежде застать Харлоу. Он отдал Тодду странную куклу, сказав, что Харлоу просила ее вернуть.

– Страшная, на палке, – добавил Тодд, вероятно, про куклу. И потом про Харлоу. – Тут никак теперь ее офис? Контора? Потому как потом и Сама пожаловала. Ходит, берет без спросу пиво, относит куклу к тебе в спальню, велит передать, что та снова в чемодане, как и было обещано.

– И “все в порядке”, – вставила Кимми, – как и было обещано.

А потом опять стук в дверь! Тощий крашеный блондин лет, наверное, тридцати? Зовут Трэверс. Искал меня, но поскольку меня не было, они с Харлоу удалились вместе.

– Так весь и таял, – заметил Тодд. – Бедный дурачок.

Тодда явно больше всего задевало, что Харлоу едва притронулась к уворованному пиву. Даже разрешения не спросила, а теперь его только вылить, будто это какое-нибудь банальное “Бад лайт”, а не особое пшеничное “Хефевайзен” из минипивоварни “Зюдверк”. Сам он допивать не станет, мало ли что там у Харлоу во рту. “Весь вечер тут просто-таки проходной двор для кисама” — заявил Тодд. Он снова вернулся к картам, шлепнув на стол трефового валета.

– Скотина ты, – высказала Кимми то ли Тодду, то ли бессовестному валету, хотя мне на секунду подумалось, это она мне.

Кимми была из тех, кого я напрягала по неведомым для них самих причинам. Она никогда не смотрела мне в лицо, хотя, может, она так со всеми себя вела, может, ее с детства приучили, что это невежливо. Тодд говорил, его бабушка по материнской линии никогда не смотрела людям в глаза и не открывала ступни ног, но при этом была неслыханно груба с продавцами и официантками. “Мы в Америке, – громко заявляла она, когда ему делалось совсем неловко. – Покупатель здесь – царь и бог”.

Кимми откашлялась.

– Они просили передать, что, если вернешься в течение часа, а ты едва успеваешь, приходи к ним в кафе с крепами. Они там ужинают.

Значит, надо всего лишь выйти на улицу, снова пройти несколько кварталов под ледяным ливнем – и я увижу Лоуэлла. Внутри что-то всколыхнулось, помесь радости и тошноты, эдакий рвотный сироп счастья. Я увижу Лоуэлла.

С Харлоу.

Как же мы обо всем поговорим при ней?