Миссия: разлюбить засранца - Ядвига Благосклонная

но на тренировках все еще выгляжу нелепо.

— Толстуха бегает! Вот прикол! — орет Смирнов.

Это становится последней каплей.

Вот, кто я. Сколько бы себя не обманывала. Я толстуха.

Вскакиваю из-за парты и, даже не забрав свои вещи, несусь на выход.

— А еще говорят, у нее есть парень!

— Да какой у нее может быть парень? Если только из жалости!

На выходе я сталкиваюсь с Долматовым. Врезаюсь в его грудь со всей силы. Он хватает меня за плечи, весело говоря:

— Воу, сладкая, так на меня еще не набрасывались!

И этот такой же как они! Кучка мерзавцев!

Грубо отталкиваю Долматова и пулей вылетаю из класса. Я не помню как добегаю до раздевалки, как хватаю свою куртку и выбегаю из школы. Глаза застилает пелена из непролитых слез, которые я сдерживаю из последних сил.

Я сижу на этой долбанной диете уже два месяца! Неужели я никогда не похудею? Неужели не стану красивой? Неужели на мне так и будет висеть это клеймо «толстухи»? Что мне еще сделать? Лечь под нож хирурга и выкачать весь жир?

Я не помню как дохожу до дома, как поднимаюсь на этаж и захожу в квартиру, обессилено приваливаясь к двери в рыданиях. Я плачу громко, навзрыд и не стесняюсь, ведь уверена что дома одна.

Знаю, обещала что эти гады больше не доберутся до меня, что не позволю себя втоптать в грязь, но… Иногда у меня ощущение, будто все зря. Все эти диеты, тренировки, взвешивание и постоянные примерки одежды. Ведь прошло уже целых два месяца, а я по-прежнему толстуха!

Размазывая рукавом слезы по щекам, я вдруг замираю, когда чувствую легкое прикосновение.

— Милая, — звучит надо мной ласковый голос мамы, — что случилось?

— Ничего, — шмыгнув носом, выдавливаю из себя.

— Из-за ничего так горько не плачут.

Мама присаживается рядом со мной на корточки, гладит по волосам, пока слезы продолжают против воли катиться по щекам. И тут меня прорывает. Путаясь в словах и заикаясь, я выпаливаю:

— Они… в-все… надо мной… и я там…

— Тише, милая, тише, — успокаивающе произносит мама.

Помогает мне подняться и ведет на кухню, усаживает меня за стол и садится рядом, крепко обнимая, словно хочет забрать всю боль себе.

— Ох, моя хорошая, ты расскажешь мне? — когда я немного успокаиваюсь, осторожно интересуется.

— Меня называют толстухой. Сегодня весь класс ржал с того, как я бегаю!

— Но ты не толстая! — яростно возражает мама.

— Мама! — рявкаю, не в силах слышать эту ложь.

— Прости, — вздыхает она. — Полинка, а хочешь я пойду в школу и разберусь?

— Ты хочешь, чтобы надо мной вообще вся школа смеялась?

Мама замолкает, поджимая губы, а потом неохотно соглашается.

— Ты права. Не стоит этого делать. Но нельзя же допускать таких издевательств! Почему ты раньше мне не говорила?

Наверное потому что это стыдно. И потому что мы — дети считаем себя слишком взрослыми, чтобы рассказывать родителям о своих проблемах. Считаем, что можем справиться со всем сами, когда на самом деле больше всего нуждаемся в поддержке, теплых словах и твердом плече.

— Я должна с этим справиться сама, — решительно отрезаю.

— Если хочешь, мы найдем другую школу…

— Мам, подростки везде одинаковые. И нет смысла переходить за месяц до конца года.

Мама вздыхает, смотря на меня грустными глазами, а потом произносит:

— Значит, не нужно сдаваться. Знаю, что ты считаешь себя полной. И пусть я против всей этой твоей диеты, но если ты считаешь, что тебе от этого лучше, то пусть. Я не одобряю голодовку, но знаю что для тебя это важно. Не позволяй злым языкам сбыть тебя с пути. Люди всегда будут говорить гадости. Ты похудеешь, будут кричать что худая. Всем не угодишь, дочь. Делай так, как нравится только тебе.

Мамины слова вселяют уверенность. И правда, почему я какой-то гадкой девчонке позволяю доводить меня до слез? Я уже столько проделала работы. Глупо останавливаться.

— Ты права, — окончательно успокоившись, произношу.

— Вот и хорошо, а мы с папой всегда рядом, чтобы тебя поддержать.

— Спасибо, — слабо улыбаюсь.

— Только пообещай мне, что если это зайдет слишком далеко, то ты мне скажешь, — вдруг перейдя на серьезный тон, чеканит.

— Хорошо, — киваю головой, даже не собираясь спорить.

— Вот и отлично! — погладив меня по голове, мама встает. — А теперь давай выпьем чаю.

***

Вечером полная решимости я пишу Клюеву.

«Есть одно интересное предложение»

Рома отвечает спустя несколько минут.

«Я весь внимание»

«Пойдем на вечеринку в субботу?»

«Ух ты! Это приглашение на свидание?»

Черт, я не хотела, чтобы это звучало так…

«Скорее дружеская встреча» — нахожусь я.

«Жаль. Но я за любой кипиш, поэтому пошли»

«Только есть одна загвоздка…»

«Та-ак, и что же это?»

«Вечеринка у Долматова. Но там будет куча народу, поэтому нас даже не заметят»

Клюев прочитал сообщение, но не отвечает.

Блин, спугнула все-таки?

«Вряд ли Долматов тебя пропустит, но я готов вписаться в эту авантюру. Ведь если я не пойду, то ты пойдешь одна. А это еще хуже»

«Отлично! Тогда договорились!»

В ответ Ромка присылает мне смайлики с поцелуйчиками.

Что, Королева? Не может быть у меня парня? Ну-ну, мы это еще посмотрим! Да я приду с таким парнем, что у всех челюсти отвиснут до пола!

Осталось дело за малым, уговорить Ершову. Однако это оказывается совсем не проблемой. Особенно, после того как я «невзначай» бросаю, что Васнецов тоже будет. Нет, все-таки ему нужно быть смелей, а то упустит девчонку.

Глава 17

Полина

Когда мне позвонила Нина и решительным тоном заявила, что идет на вечеринку к Долматову сказать, что я была удивлена — преуменьшение века. Я была в шоке. Нет, не сам звонок меня настолько шокировал… Скорее ее тон и запал. Клянусь, эта девчонка собиралась надрать всем задницы! И пусть я уже позвала Ершову, пришлось срочно искать партнера для Нины. Можно, конечно, было обойтись без этого… Но у Клюева как раз есть свободный друг. Не то чтобы я играю в сводницу, ну а вдруг?

Что же касается Ершовой, то Васнецов любезно согласился сопроводить ее на вечеринку. Точнее, когда я ему сказала заехать за Ершовой на такси, он даже затаил дыхание. Бьюсь об заклад,