Госпожа Сумасбродка - Фридрих Незнанский

Длинноногая симпатяжка Марина Пал-лна, оказывается, не спала и рада была услышать адвоката Юрия Петровича, у которого, кстати говоря, неожиданно возникли некоторые дельные мысли, касающиеся ее забот. Она восхитилась. Выходит так, что Юрий Петрович даже на ночь глядя думает о том, как ей помочь? Просто поразительно! И поэтому она готова, если он продиктует ей свой адрес, немедленно примчаться к нему за консультацией. Впрочем, если это ему неудобно, он может и сам подъехать, чтобы прояснить некоторые вопросы. Она совершенно одна! Она и не думает ложиться спать! Да она просто ждет его с нетерпением! Тем более что никаких кавалеров у нее нет, а мама живет за городом.

Гордеев быстро прикинул, что лучше. И получалось так, что до работы гораздо ближе ехать из Перово, нежели отсюда, с Башиловки. Надо просто сменить сорочку – и все заботы. «Вот же зараза какая! – подумал он, выходя на улицу, чтобы поймать такси до метро. – Ну прямо так и тянет на приключения! И ведь не мальчик уже, пора бы и остепениться!…»

Честная девушка Марина явила такое поразительное усердие, что после всего этого как-то обмануть ее надежды, не помочь в пустяковом, в общем-то, деле было бы большим свинством. Этот поганый сластолюбец Мамедов с Перовского рынка был, конечно, великой скотиной. И живи он в какой-нибудь Америке, его за понуждение своей сотрудницы к развратным действиям под угрозой увольнения давно бы уже упрятали в тюрягу на длительный срок. Но пятидесятилетний Мамедов, а, значит, для Марины – старик, проживал в Москве, в районе Перовского рынка, снимая квартиру по временной какой-то прописке, и считал возможным для себя диктовать свои законы. И в этом была его основная ошибка. Впрочем, как и ошибки других «новых русских» с кавказскими фамилиями, плохо говорящих по-русски и ставших скверной приметой московского городского пейзажа. Еще недавно они лично занимали «точки», и их модно, оказывается, небритые физиономии тянулись рядами на рынках, у выходов из метро, вдоль незастроенных еще пустырей. Но вместе с возникновением «рыночной цивилизации», то есть с появлением в кассовом порядке торговых контейнеров, палаток, тонаров, места джигитов заняли безработные русские бабы и приезжие из Украины, Белоруссии, Молдавии и других неблагополучных бывших республик Советского Союза. А сами джигиты теперь только руководили, они – хозяева, у них «дэнги», они получили возможность выбирать себе продавщиц и распоряжаться ими под угрозой увольнения по своему усмотрению. Одним из таких хозяев – не очень крупных, но наглых, и был Ариф Абдурахман оглы Мамедов.

Его рабыни и, за редким исключением, наложницы знали, что Ариф регулярно отстегивает кому надо и за это его не трогают власти, а от рэкета защищают собственные небритые «мальчики», с утра до позднего вечера слоняющиеся по Перовскому рынку. Вот и попробуй возрази что в таких условиях! Мало того, что выгонят немедленно, а с работой, хоть у Марины и имелся диплом об окончании торгового техникума, в Москве далеко не просто, но еще и «мальчики» могут так тебя отделать, что и жить дальше не захочется. Были случаи. Особенно с приезжими. Исчезали девушки, и никто даже не собирался их искать. Но об этих историях обычно рассказывают шепотом, округляя от ужаса глаза.

Впрочем, если надо, то Марина могла бы найти двух-трех девушек, изгнанных Арифом за их неуступчивость или, наоборот, уже надоевших ему, но только в том случае, если будет твердая гарантия, что с ними ничего не случится плохого.

Ну как можно ответить на это со всей уверенностью? Гордеев сказал ей, что постарается хорошенько обмозговать этот вопрос, но попросил уговорить тех девушек, чтоб они изложили на бумаге – коротенько, не вдаваясь во всякие циничные подробности, – суть своих претензий к Мамедову, а уж Юрий, как адвокат, попробует сделать так, чтоб и девушки снова не пострадали, и Мамедова можно было бы крепко приструнить. А главное, хороший куш с него сорвать за причиненный им физический и моральный ущерб – назовем это пока так.

Усталые глазки Марины вспыхнули таким мстительным огнем, что Гордеев подумал: этому Оглы не поздоровится. А у самого в голове стал созревать авантюрный план. Но чтобы разработать его уже детально, чтоб не наделать ненужных ошибок, Гордеев решил прямо с утра подскочить в «Глорию», к Денису. Было о чем поговорить.

Грязнов– младший отнесся к запальчивому возбуждению своего приятеля с изрядной долей скепсиса: он не был сторонником абстрактных рассуждений и скоропалительных выводов. «Азеры» заполонили? Ну и что? И он, поскольку никаких пока экстренных дел не предвиделось, стал неторопливо, чтобы малость пригасить эмоциональные всплески, излагать свой собственный взгляд на проблему.

– Все это, Юра, – сказал он, – есть следствие нашего собственного самомнения. Наших имперских замашек. Выгляни за пределы Москвы, а еще лучше вообще за пределы России…

– Ну и что?

– А то, что, если мы возьмем самые развитые страны Запада, да и ту же Америку, я имею в виду Штаты, увидим аналогичную картину.

– Ну уж! – фыркнул Гордеев, не соглашаясь.

– А ты вспомни собственные загранпоездки. Давай: Британия, Лондон. Заметил, что на улицах там больше всего всяких индусов, пакистанцев, вообще, как на рекламе, сплошная Юго-Восточная Азия? А почему? Была империя, развалилась. Окраины потянулись в метрополию. Поехали дальше. Франция. Лично меня больше всего поразило обилие вокруг лиц с арабской внешностью. Верно?

– Скажем так.

– Ты в Нью-Йорке не бывал, а мне доводилось, и не раз. Так вот там уже становится иной раз как-то нехорошо от подавляющего количества чернокожих лиц. Не говоря о Гарлеме, где белым вообще делать нечего. Но ведь самое главное даже и не это, а то, что назвать чернокожего негром ты можешь разве что под угрозой привлечения за оскорбление его личности. Они – не негры, а афроамериканцы. Ну в более-менее интеллигентной среде – это вообще табу. С тобой просто здороваться перестанут, как с невоспитанным человеком. Не нравятся эти примеры, возьми самый ближний – Германию. По всем городам одна и та же картина: гастарбайтеры. А кто они? А они именно те, кого хотел прижать к ногтю Третий рейх. Бывшие рабы из колоний и тут захватывают постепенно метрополию. Если ты думаешь, что сегодня в Москве происходит что-то другое, я думаю, ты сильно ошибаешься. И потому на этот неприятный, согласен, процесс надо все-таки смотреть как на реальность, причем неизбежную. Наша империя тоже дала дуба, а мы пожинаем результаты.

– Нет, процесс конечно, сложнее, – поморщился Гордеев.

– Юрочка, – засмеялся Денис, – я и не спорю! Но просто мне послышалось в твоих горячих речах то, чего никогда не будет. Мы уже не сможем собрать в одну охапку всех этих «азеров», «грызунов», «чеченов» и прочих, кого порой ненавидим за наглость, за прочее, что нам самим тоже присуще ну разве что в меньшей степени, и вышвырнуть за границы своей метрополии. Увы, это расплата. Все бывшие империи в конце концов платят так за свое господство, порождая центростремительные силы.

– Ну что ж, – вздохнул Гордеев, – будем считать, объяснил мне, дураку… Но этого Мамедова я все равно в покое не оставлю. Пунктик это теперь у меня.