Заклятие дома с химерами - Эдвард Кэри

И тут я заметил кое-что еще. Люк, через который я сумел сбежать, открылся. В нем показался цилиндр, словно прорывающийся сквозь крышу дымоход. Он высовывался все больше и больше. Цилиндр был исцарапан и избит, но все так же сидел на странной голове.

Долговязый приближался.

Я бросился бежать по крыше так быстро, как только мог, молясь о том, чтобы он меня не заметил. Как ему удалось пережить нападение летучих мышей? Я все бежал и бежал, уворачиваясь от бросавшихся на меня рассерженных чаек. Наконец я добрался до Леса-на-Крыше.

Лес-на-Крыше

Лесом мы называли скопление дымоходов, которые мудрый дедушка свез со всего Лондона. Маленькие трубы соседствовали с громадными органными. Их было великое множество, и лишь некоторые соединялись с вертикальными шахтами внизу. Несколько сотен костяшек домино, между которыми я с криком бежал, пока за мной сквозь вихрь из чаек и их перьев неумолимо шагал длиннолицый, длиннорукий и длинноногий Долговязый.

Я свернул на какую-то тропинку посреди Леса и продолжил свой бег, отбрасывая ногами птиц со своего пути. Я не стал задерживаться на этой аллее из дымоходов, а продолжил петлять, все дальше углубляясь в Лес, поворачивая сначала налево, затем направо, затем снова направо, еще раз направо, затем налево; посчитать три-четыре-пять, снова повернуть, немного вернуться, налево, налево, долго бежать, не сворачивая, опять свернуть на другую тропинку, пробежать другим путем и снова повернуть налево, чуть-чуть вперед и развернуться, быстро-быстро — кто здесь? — птицы и дымоходы, быстро спрятаться за одним из них — за которым? — за этим. Именно за этим высоким дымоходом с пятью меньшими трубами я и спрятался, пыхтя и отдуваясь. На всякий случай я запихал Джеймса Генри еще глубже. Я ждал и отдувался, отдувался, ждал и думал. Кто этот человек? Что он? Откуда он пришел? Как он стал таким странным и долговязым?

Снова он. Он шел не по моей тропинке, а в трех-четырех тропинках от нее. Он был выше дымоходов, и его голова торчала над ними. Он натыкался на преграды, сбивая их. Если дымоход был слишком большим, он заглядывал в него, засовывал в него руки, иногда вытаскивая оттуда птичьи гнезда. Пару раз ему попадались чайки. Они клевали его и пронзительно кричали, а он механически отшвыривал их подальше. Казалось, он не чувствует ни боли, ни испуга. Он выборочно проверял дымоходы — здесь, там, топал между ними, выглядывал из-за них. Он подходил все ближе и ближе, пока его тень не нависла над тропинкой, где притаился я, всего в двух дымоходах от моего укрытия. Она затмила все передо мной, но затем длинные ноги понесли его дальше. Не в силах унять дрожь, я ждал, прижавшись лицом к грубой глине. Каждый раз, думая, что он ушел, я вскоре замечал его вновь, видел его цилиндр над Лесом.

Наконец я решил, что должен попытаться. Должен, иначе моя голова взорвется. Я выглянул из-за дымохода. Долговязого не было видно. Я вышел на тропинку между дымоходами, взглянув на восток и на запад. Никого. Я топнул ногой. Нет ответа. Вдалеке виднелся ржавый купол над винтовой лестницей, по которой я мог безопасно вернуться в дом, но от этой металлической лестницы меня отделяли настоящие улицы и переулки из дымоходов. Он мог поджидать меня за любым из них.

Я не видел его. Сейчас или никогда.

Я побежал.

И тогда я вдруг заметил его.

Он сидел между двумя трубами, прямой как палка. Его цилиндр торчал на уровне дымохода. Поначалу я подумал, что это всего лишь еще одна труба, только более широкая. Но у этой трубы были руки, которыми она обхватила себя, длинные ноги, которые она вытянула, длинное тело и, что самое ужасное, вытянутое лицо. До этого я видел его лишь в темноте или с расстояния, но теперь он находился всего в нескольких шагах от меня, неподвижно сидя среди дымовых труб. Ожидая. Убивая время. Именно тогда, оказавшись к нему так близко, я смог разглядеть его по-настоящему. И вид его был ужасен.

Долговязый худой человек не был человеком.

Вообще не был.

Он, точнее это, было огромной коллекцией предметов. Оно состояло из металла — из трубок, пружин, шестеренок и поршней. Механическое существо, сделанное из великого множества различных вещей. Внутри него был своего рода двигатель, а его цилиндр представлял собой длинную трубу с крышкой. Из нее поднималась струйка дыма. Мелкие детали соединялись с более крупными металлическими трубами, облепляя их, словно морские желуди днище корабля. Там были штопор, глиняная трубка, увеличительное стекло, клубок бечевки, фартук, огромный крюк, свисавший с его цилиндра и болтавшийся перед лицом, подобно моноклю. Я сумел ясно разглядеть, каким было его лицо. Впрочем, это не было настоящим лицом. Это была отполированная медная пластинка, на которой было написано: «Проверено в лабораторных условиях. Ручной огнетушитель объемом 5½ галлонов, классификация № 650859». Я ошибочно посчитал эту маркировку глазами. То, что я принял за рот, было гораздо более крупными буквами, гласившими: «СОБЛЮДАЙТЕ ОСТОРОЖНОСТЬ ПРИ ОБРАЩЕНИИ С ОГНЕМ». То, что я считал носом, было краником огнетушителя — длинной черной трубкой с бронзовой насадкой. Все это, вся эта чудовищная коллекция и была Долговязым, и я стоял перед ним, испытывая ужас. Ужас и восхищение. Остановился ли он? Сломался ли? Конечно же, он никогда на самом деле не двигался. Конечно же, я все это выдумал. Но как бы там ни было, ходил он раньше или нет, сейчас он был совершенно неподвижен. Ну вот, сказал я себе, вот что с тобой сделало твое же собственное воображение. Я вытянул руку, чтобы потрогать его пальцем. И тогда оно снова ожило.

Насадка начала двигаться и, как мне показалось, принюхиваться. Я сумел различить доносящиеся изнутри существа жужжание и глухой стук. Оно вставало.

Не медля больше ни секунды и громко вопя, я бросился бежать. Вне себя от страха, я бежал к ржавому куполу. Вдруг рядом со мной упала корзина, принесенная, вероятно, птицами со Свалки. Она покатилась туда, откуда я бежал, отчаянно стремясь соединиться с огромным существом. Внезапно пришли в движение и другие предметы. Проносясь мимо меня, они врезались в массу, главным именем которой было имя Роберт Баррингтон, и эта огромная коллекция становилась все больше и больше. Я оглянулся. Существо вновь вытянулось в полный рост и огромными шагами двигалось вперед, увеличиваясь на ходу, сшибая дымовые трубы. Его длинные руки, сделанные из граблей, поршней и разномастных трубок, были вытянуты вперед, а нос-насадка тревожно раскачивался. Думаю, что, если бы не громоотвод, полетевший прямо к вожделенной коллекции и ненадолго сбивший Роберта Баррингтона с ног, он бы меня раздавил. Но существо какое-то мгновение в ошеломлении лежало на земле, пытаясь разобраться со своим новым приобретением, и я успел забраться под купол. Я выскочил на ржавую металлическую лестницу и схватился за перила. Я поскакал вниз, продолжая кричать. Я кричал всю дорогу до двери. Добравшись до нее, я влетел на один из верхних этажей Дома-на-Свалке.

Я снова был внутри. Я мог слышать. Я мог слышать свой собственный крик.

Она не остановится, эта штуковина, все эти штуковины, их невозможно остановить, подумал я. Она спустится в любой момент, принеся с собой всю крышу. Ее невозможно остановить. Летучие мыши не смогли этого сделать. Она все увеличивается и увеличивается. Она заберет себе все, она хочет всего, и все мчится к ней. Она знает, что у меня есть Джеймс Генри, она знает, что у меня есть Элис Хиггс, и страстно желает заполучить их. Ее не остановят. Никогда не остановят. Как вещи могут творить такое? Как вещи могут двигаться сами по себе?