Почтальон (Управдом-2) - Андрей Никонов

него злы, придётся абы кого с ним не отправлять.

— Пусть держат себя в руках, — зло сказал Политкевич. — И так наворотили дел. Привезёшь сначала тех двоих, потом Сомова. Что насчёт Юткевича думаешь?

— Из старых спецов, может сочувствовать, — начальник адмотдела вытащил из серебряного портсигара папиросу, постучал мундштуком по столу. — Это у Семичева надо спрашивать, его кадр.

— Пустое, — сказал Лессер, — все факты против этого Сомова, отпечатки пальцев совпали, на ноже есть ещё одни, полустёртые, только неизвестно чьи. Он сейчас в таком состоянии, что любого оговорит, лишь б выкарабкаться. К тому же Юткевич без перчаток был, как бы он это провернул? Это ж надо было бы так подгадать, чтобы зарезать Прохорова, который тоже не лыком шит, потом полоснуть себя по груди, стереть отпечатки, вложить нож Сомову в руку, а ведь Сомов вполне мог Юткевича прирезать, пока караул не опомнился.

— Вот и я думаю, брешет, — Политкевич вытащил трубку, повертел её в руках и убрал обратно в карман. — Ножик этот не проверяли на причастность к убийству на заставе?

— Криминалист говорит, разрез похож, но точно сказать не может, трупы похоронили давно. Если достать, там гниль пошла, не увязать никак.

— Жаль, поторопились мы, надо было их на ледник положить.

Лессер деликатно промолчал.

— С теми двумя донжуанами что делать?

— Их милиция задержала, и правильно сделала, — следователь качнул головой в сторону начальника адмотдела, — доставила в отделение для проведения следственных действий. Я с ними и Сомовым опознание тела проведу, потом опрошу ещё раз каждого отдельно, предупрежу, чтобы готовы были в любой момент на допрос явиться, если новые обстоятельства вскроются, и отпущу. Как и договаривались, к девяти вечера жду всех подследственных в прозекторской во Второй больнице, Сомова чтобы берегли как зеницу ока. Вацлав Феофилыч, ты к себе сейчас на Батория? Меня до суда не подбросишь?

— От Семичева толку нет, Радзянский тоже мышей не ловит, на двух стульях сидит, ломбард обнесли, а его милиционеры на рабочем месте пьянствовали, хотя должны были улицы обходить, если не Травин, утёк бы Сомов, — пожаловался Политкевич, когда они сели в чёрный закрытый Форд, — Гриша, сначала в суд заедем. Как думаешь, если он свою почтальоншу пришил, то вполне мог всё как надо обставить, без улик, как думаешь?

— Думаю, это всё же Сомов, но на опознании видно будет, даже опытные себя выдают. За Травиным и Лакобой проследить надо, я их после опознания сразу отпущу, когда человек в камере сидит, он бесполезен, а так они друг друга подозревать будут. И вообще, я бы на твоём месте этого Травина привлёк к делу, он и Сомова задержал, и Лакобе допрос учинил, и Матюшина заставил по свидетелям пройтись. Даже если виноват, так быстрее себя выдаст.

— Получил и я его дело, парень у Емельянова в Московском угро работал, недолго, правда, потом на коммунальное хозяйство перевели, кому-то дорогу перешёл. Отметка в деле стоит — в оперсостав не брать, я было сунулся узнать, за что, знаешь, что мне сказали?

— Оружие не чистил?

— За пьянку. Да если так взяться, половину надо из органов метлой, и потом сидеть смотреть, как бандиты вольно себя чувствуют. Травина надо использовать, ты его по линии суда привлеки, есть ведь у вас какие-то помощники из рабочих.

— Попробую, для этого разрешение прокурора нужно.

— Я ему позвоню после праздника. Мне целый отчёт сегодня к ночи посылать Домбровскому, — начальник оперсектора вздохнул — а кроме этого Сомова, нет никаких зацепок по делу. Тут ещё бюрократию развели, я теперь одни бумаги пишу, Генрих, а помнишь, как на Западном фронте с контрой разбирались? Виновен — к стенке, и никакой волокиты. Эх, вот время было боевое, честное, тут белые, там красные.

— Если к первомаю успеть надо, списывай Сомова в адмотдел, — предложил Лессер, — он до суда минимум две недели просидит, высшую социальную меру себе, считай, обеспечил. Я все техвопросы Матюшину оставлю, пусть по свидетелям бегает и с криминалистами беседует, он хоть и неопытный, но прыткий, старается. А допрашивать сам буду, если кто что скажет про контру, ты первым узнаешь, и тогда у тебя другие подозреваемые появятся. И вообще, можно подумать, у тебя других дел нет и доложить нечего.

— Ты же знаешь, что полно, район неспокойный, граница рядом, одна контрабанда чего стоит, транспортный отдел перегружен. С зимы кто-то золотишко скупает, так представь, идёт поезд, а поручни впереди поменяли, паровоз перед границей встал, машинист решил поручни протереть от грязи, трёт их, трёт, чёрная краска сходит, а жёлтый металл проступает. Стоит этот паровоз в Моглино, и передом блестит, что купола, пять с половиной пудов чистого золота. Нашли субчика в депо, что переставил, не признаётся пока, правда, но никуда не денется.

— Вот! — Лессер скупо улыбнулся. — А с Сомовым, на мой взгляд, всё ясно. Есть бандит, которого агенты угро проморгали, никакой не политический, который днём агнцем прикидывается, на погранзаставе работает, а ночью сейфы чистит. Да, следили за ним, вот сущность его и проявилась. Грабёж, убийство милиционера, потом Прохорова зарезал из личной неприязни, слежку обнаружил, ну и Юткевича заодно. Может он и сожительницу свою бывшую почикал и в щебёнку спрятал, разберёмся. Пусть те, с кем он связан, успокоятся, подумают, что ты их в покое оставил, тут мы их и накроем, но только когда уверены будем, и вычислим всех. Главное-то, не как отчитаться, а чтобы от возмездия ни одна гнида беляцкая не ушла.

— Всё-таки думаешь, белогвардейцы окопались?

— Мне, Вацлав, фантазировать по должности не положено. Но сам посуди, граница рядом, вся шваль там сидит и видит, как нашему государству подгадить, а контрабандисты, они не только товар перевозят, наверняка и сведения добывают, и людей вербуют. Может, пора уже Особый отдел подключать, у Александра Игнатьевича сексоты свои, так ведь?

— Он это дело Сомова с самого начала листает, говорит, не проходит пока никто по его части, Травиным только интересовался, кто и откуда, но потом и это бросил, особистов этих не поймёшь, вечно игры какие-то шпионские. Резон в твоих словах есть, да и убийства вроде прекратились, весна, снег подтаял, я заставы кавалерией усилил, пятым и шестым эскадроном. Значит, грабёж с отягчающими?

— Тебе решать, я — следователь, и только фактами оперирую, а не домыслами.