По следу тигра - Николай Мороз

— Анальгин есть? Принеси, пожалуйста. И холодное что-нибудь, — попросил Максим Вику. Она вскочила, вылетела из комнаты, загремела на кухне дверцами шкафов, прибежала назад.

— Вот, — протянула Максиму белую бумажную упаковку и кружку с водой. Максим проглотил сразу две таблетки, залпом выпил почти половину кружки холодной воды, отдал Вике. Она снова вышла, вернулась с двумя пакетами в руках.

— Только это, больше ничего нет. Курица, — она продемонстрировала один пакет, — и овощи замороженные. Но можно снега на улице набрать…

— Этот давай, — показал Максим на пеструю зелено-красно-оранжевую упаковку.

Обезболивающее и шуршащий ледяной пакет на переносице сделали свое дело. Боль отступила, исчезли тяжесть в голове и тошнота, потом потихоньку начали пропадать звуки и образы. Максим успел только выговорить заплетающимся языком: «Вечером уйду», как все исчезло. Вика, кажется, что-то ответила, но глухо, словно из-под потолка. На этом все, наконец, закончилось.

Разбудили глухие голоса, доносившиеся с кухни. Максим сел рывком на диване, поправил сползшее одеяло. В комнате темно, шторы задернуты, из-под неплотно прикрытой двери в комнату пробивается полоска света. Пакет с замороженными овощами исчез, голова не болит, лишь ноет немного переносица. Надавил слегка пальцами на пазухи под глазами, чуть поморщился от боли и прислушался к голосам. Один — знакомый, это Вика говорит что-то строго, как учительница, а второй — тонкий, детский, сбивается постоянно, произнося незнакомые слова. Все понятно, из-за внезапного вторжения занятия английским языком пришлось перенести в кухню. Максиму стало неловко от собственного нахальства: мало того, что вломился с утра пораньше, грязный и злой, как скотина, так еще и все планы девушке поломал. Ну, не все, конечно, но как-то неудобно. Он поднялся с дивана и в темноте принялся шарить вокруг в поисках одежды. Наткнулся на кресло, но ничего в нем не обнаружил, кроме мягкой игрушки — похожего на подушку кота. Рядом с диваном тоже пусто, как и во втором кресле. Максим снова плюхнулся на диван, потом улегся и постепенно припомнил по порядку события сегодняшнего утра. Все верно, груда грязного провонявшего помойкой тряпья частично осталась коридоре, а частично в ванной, под раковиной. А там документы убитых чиновников и Пашкин нож. Максим с трудом поборол в себе желание вскочить и ринуться в ванную. Но удержался — толку-то сейчас метаться, сам виноват. Вся надежда на то, что Вика его барахло не тронула, оставила все, как есть.

— Еще раз повторишь неправильные глаголы, все три формы. И про страдательный залог не забудь. Все, до пятницы, — входная дверь захлопнулась, Максим вскочил с дивана навстречу вошедшей в комнату Вике. Отодвинул ее в сторону, влетел в ванную комнату. Под раковиной пусто и чисто, одежда исчезла.

— А я все постирала, — крикнула из комнаты Вика, — скоро высохнет. Только свитер толстый, он будет долго… — и осеклась, умолкла, полезла в верхний ящик старого полированного серванта. Максим молча следил за ее действиями. Взял из рук у девушки белый непрозрачный пластиковый пакет, заглянул внутрь. Все три красные «корочки» и нож в «скандинавских» ножнах на месте, можно выдохнуть. Или — рано? Черт его знает. Ситуация дурацкая и жутковатая одновременно, как после того выпуска новостей. И объясниться бы надо, но какими словами с Викой об этом говорить? Казнить нельзя помиловать, в общем.

— Извини, пожалуйста, но все это так пахло, — проговорила Вика, и добавила, уже выходя из комнаты:

— Так ты есть будешь?

— Да, сейчас.

Максим забросил пакет на полку в прихожей, вернулся в ванную, умылся, снова полюбовался на себя в зеркало. Обнаружил еще два синих пятна на правом боку над ребрами. Кровоподтеки успели слиться в один, и края его уже желтели. Максим завернулся в полотенце и двинулся на одуряюще вкусный запах из кухни. Замороженная курица давно превратилась в жареную, из овощей получился отличный гарнир. От горячей и сытной еды снова потянуло в сон, а может, таким образом проявлялись лечебные свойства коньяка. Максим побрел обратно в комнату и только тогда заметил в углу, рядом с телевизором свой свитер. Тот раскинулся на полотенце, и пах исключительно стиральным порошком. Похоже, отстирались даже пятна крови, или их просто не видно было на черной шерсти. Все равно — вещичка испытания выдержала с честью и заслужила право пожить еще немного. Остальное висело рядом на батарее.

— К утру высохнет, — Вика вошла в комнату, постояла рядом, присела на подлокотник кресла:

— Хочешь, я к тебе схожу и одежду принесу? Ключ давай.

— Я его потерял, — ответил Максим.

— А как же… — договорить ей Максим не дал, схватил за запястье и рывком притянул к себе. Дальше разговор грозил скатиться к ненужным подробностям, и развитие темы следовало пресечь на корню.

— Да какая разница, разберусь. Я хоть сейчас уйду, если хочешь, — Максим представил себе, как топает в мокрых штанах по морозу. Представила это, кажется, и Вика, она фыркнула, но ничего не сказала.

— Шантажистка, — буркнул Максим и плюхнулся вместе с девушкой на диван.

— Да, я такая, — злорадным шепотом ответила Вика и добавила:

— Я ничего не видела, не открывала. Сложила их в пакет, и все. А нож у отца похожий был, только поменьше. Он его сам сделал, из ножовочного полотна.

Все правильно, молодец. Что делает обычный человек, когда ему в руки по недоразумению попадает боевая граната? Если не дурак, то осторожно откладывает ее в сторонку и смывается за ближайшее укрытие. Ну, а если дурак или хочет посмотреть, как она устроена и что там внутри, то тут и говорить не о чем. Итак, передышка затягивается, она продлится немного дольше, чем он планировал. К тому же голова еще немного кружится и ноет переносица, но это ерунда, остаточные явления.

«Домой» Максим вернулся только к вечеру следующего дня. Побродил немного под окнами, выждал удобный момент и по газовой трубе влез на козырек подъезда. Присел, осмотрелся, подождал, пока из подъезда выйдет «собачник» с таксой с первого этажа и скроется за углом. Потом поднялся, подпрыгнул несколько раз и толкнул плотно прикрытую створку окна. Она распахнулась, Максим ухватился за выступ пластикового профиля, подтянулся, вполз на подоконник, свалился с него на пол. Наконец-то эта прогулка закончилась. В квартире холодно, как в вытрезвителе, темно, холодильник пуст. Зато тайник пополнился весьма ценными экземплярами. Завтра же надо поменять замок, квартирной хозяйке сказать честно, что ключ посеял.

Максим налил воду в чайник, поставил его на плиту, зажег газ. Нашел пульт, включил телевизор. И первым, кого увидел на экране, был Стрелков собственной персоной. Правда, внешне градоначальник больше походил на выпавшего из анабиоза зомби: вроде ходит, двигается, говорит, но как неживой. И смотрит куда-то в неведомую даль, думает о своем, отвечает невпопад. «Вернулся, скотина. Вот и славненько. Достал ты меня со своими дружками-ублюдками, да и не только меня», — притихшие, было, злоба и ярость вновь подняли голову. «Что же тебя из норки вылезти заставило — несчастный, больной на всю голову Букин или оборзевшие охотники? Вернее, то, что от них от всех осталось?» — Максим едва не запустил пультом в телевизор, но вместо этого нажал на первую попавшуюся кнопку Застывшее осунувшееся лицо Стрелкова исчезло, на экране шел сюжет одного из федеральных каналов. Сначала кто-то говорил за кадром, потом нарисовался диктор. Он взахлеб рассказывал что-то, показывал себе за спину, и Максим не сразу сообразил, о чем идет речь. Потом вгляделся в картинку повнимательнее, прислушался к потоку слов и тогда сделал звук погромче.