Суворовец - Андрей Посняков

Стараясь не шуметь, Ляшин оторвал от мостков доску… Никодим Иваныч – вторую. Оба уселись в лодку, погребли досками – проворно и вполне себе умело. Еще бы! Сказывался галерный опыт.

Мигали в черном небе звезды. Плескала на плесе волна. Лодка с беглецами быстро приближалась к противоположному берегу. Никем не замеченная… Хотя…

Однако вот ведь уже и берег! Камыши, рогоз… песочек… Оп!

– Стой, кто идет? Стой, стрелять буду!

– Да свои мы, братушки! Из плена бежали.

– Турецкий волк тебе братушка! Видали мы таких своих. А ну, руки в гору!

– Да мы… да я… да меня сам командир, сам Гудович знает! Репников я. Никодим Иванов сын. Из третьего батальона. А ротный мой капитан…

* * *

Слава богу, разобрались к утру ближе. Не шмальнули сразу. Да и вспомнили многие Никодима. Обрадовались – жив, старина! Усадили к костру, налили ушицы, расспрашивали:

– Где же тебя столько времени-то носило?

– Ой, братцы! Посейчас расскажу – не поверите!

На третий день, после всех допросов-расспросов, «мещанин Ляшин Алексий Васильев сын» был зачислен в состав третьего батальона второй роты Астраханского ее величества государыни Екатерины Алексеевны пехотного полка. По собственной воле, на должность простого солдата. И – по поручительству старого солдата Репникова.

Вроде недавно все и было… А кажется будто очень давно! Галера эта… турки… Бояна…

* * *

– …Я свободен! Словно птица в вышине-е-е…

Проснувшись, Ляшин снова запел, затянул песенку «Арии». Фальшиво, да зато – от души или, скорее, с тоски, что ли…

В простом крестьянском сарае, в селении у Арджеши, пленник содержался один. Рядом, в таком же сарае, как помнил Алексей, разместили пленных турецких офицеров из числа сипахов и левенды. Незнамо, как там рядом, у турков, а это вот – так себе узилище, хлипковатое, дверь можно вышибить на раз! Разбежаться, да ногою… Можно. Только вот зачем? Еще больше на себя подозрений вызвать? Часового, опять же, подставить. Да и…

Молодой человек неожиданно усмехнулся, вспомнив вдруг Суворова. Последний его наказ. Вернее, задание…

Так, может, пока и к лучшему все?

Вдалеке, за Дунаем, вдруг послышалась артиллерийская канонада… Где-то снаружи вдруг вскинулись, залаяли псы. Яростно так, словно на чужого. Перелаивались, от двора к двору. Волки забрели, что ли? Эти могут. Ягнят уже не раз утаскивали.

– Стой, кто идет?

Нет, не волки! Эвон, часовой-то – бдит! Судя по голосу, молодой еще совсем. Интересно, из какой роты?

– Стой, стрелять буду! Кому го…

А вот уже совсем нехорошо! Прямо сказать – плохо. Кто-то торопливо заткнул часовому рот… Нож? Или…

Вроде бы чуть притихший собачий лай вдруг снова усилился, послышался топот копыт, чьи-то гортанные голоса, крики…

– Алла-и-и-и!

Турки! Черт побери! Турки… Снова налет! Ну, так а почему бы и нет? Война же.

Слышно было, как сбили с соседнего сарая засов, как обрадовались, признав своих, узники-офицеры. Где-то совсем рядом, на чьем-то подворье, истошно завизжала свинья, заблеяли овцы… Ну, свиньи-то мусульманам без надобности, а вот овец приберут. Обязательно парочку прихватят – хоть какой рейд.

Оп-па!

Хлипкая дверь сарая резко распахнулась! В проеме возникла рослая фигура с пылающим факелом и обнаженной саблей – сипах!

Взмахнув саблей, сипах что-то прокричал по-турецки… Типа – выходи, друг!

Что ж… И впрямь – не сидеть же? Не выйдешь, так вытащат.

Пожав плечами, Алексей поднялся на ноги и, стряхнув прилипшую к форменному кафтану солому, вышел на улицу.

Там, в свете дрожащих факелов и полной выкатившейся на небо луны, суетились турки, складывая в кучу награбленное добро. Скакали на конях, врывались в дома, спешили… Кто-то притащил за косы юную полуголую девку. Потом – еще одну. Якши! Что и говорить – трофей. Ага, вот и бараны… Как это все через Дунай потянут? Ну, так же, как и явились. В лодках, на плотах…

– Урус? – отвлекшись от награбленного, обернулся, ожег взглядом какой-то турок, судя по всему – офицер, старший. Второй офицер осадил коня рядом, едва не сбив Ляшина с ног. Короткий офицерский камзол, пистолеты за поясом, сабля. На голове – белый тюрбан. Лицо – вполне европейское, бледное, с небольшими усиками и бородкой. На левой щеке – рваный белесый шрам, след от удара саблей.

Черт! Да это же… Тот самый турок, из-за которого…

Турок спешился и, бросив поводья коня подбежавшему сипаху, порывисто схватил Алексей за плечи:

– Так это вы?! Вот так встреча! Подверглись аресту? За что?

– За вас, – хмыкнул Ляшин.

Турок говорил по-русски неплохо, лишь с небольшим акцентом, совсем не турецким, с этаким французско-грассирующим «р».

– А, верно, ваши командиры подумали, что это именно вы помогли мне бежать?! Вы смелый человек!

Пленник повел плечом.

– Наверное.

Награбленное добро между тем набивали в переметные сумы. Что не помещалось – выбрасывали. Баранов связали за ноги да бросили через седло, несчастных девчонок за руки привязали к подпруге…

– Мне тоже их жаль, – турок перехватил взгляд Алексея, – но что поделать. А-ля гер, ком а-ля гер – на войне, как на войне. Вы ведь тоже кой-кого прихватили в Туртукае?

– Ну-у…

– Не скромничайте! Меня зовут Рауль Мустафа-бей, – турок, наконец, представился. Вообще, он производил впечатление вполне светского и воспитанного человека. Ну, так офицер, он и в Африке офицер!

– Рауль? – пленник удивленно моргнул.

– Мой отец был поданным короля Людовика. Да-да, я наполовину француз и поляк на другую половину! И вместе с тем – османлы! Вы говорите по-французски? Парле ву франсе?

– Увы, нон, – хмыкнув, Ляшин развел руками. – Так, немножко. Я же всего лишь унтер!

– Но ваше благородство не уступит офицерскому, мон шер ами! – эта фраза прозвучала несколько напыщенно, но вполне искренне. Что ж… – И я очень рад, мон ами, в свою очередь оказать вам услугу! Идемте же.

Небольшой турецкий отряд уже был готов отправиться в путь, дабы побыстрее покинуть место грабежа и разведки. Впрочем, особо почему-то не торопились – действовали основательно и без особой спешки. Этот вон Рауль – спокойно себе трепался… словно в парижском кафе!

Какой-то турок в расшитом камзоле вдруг подскочил с докладом. Рауль спокойно выслушал, что-то отрывисто приказал. Поклонившись, сипах побежал исполнять, придерживая рукой саблю.

Однако этот «наполовину француз», похоже, тут за старшего. Так еще бы! Мустафа-бей. Бей! Это мог быть капитан или майор, а то и бери выше – полковник.