Толмач - Михаил Гиголашвили

Опасливо оглядевшись, мамка начала стаскивать кольца с распухших и разбухших пальцев. Кольца не сходили. Тогда она обстоятельно обсосала каждый палец и так стянула дутое сусальное золото.

– Давай сюды! – И Савчук-папа спрятал кольца в нагрудный карман.

– Кстати, немец про документы спрашивал. Вы говорили, что у жены есть что-то. Он ждет, учтите. И обязательно потребует, не забудет, – предупредил я.

– Есть у тэбэ шо-нибудь? – спросил Савчук у жены.

– Не знаю уж… – боязливо переводя взгляд с мужа на меня и дуя на красные пальцы, испугалась она. – Есть, кажись… Только паспорта стибрили, а так вроде все на месте… В лагере лежат.

– Как в лагере? Пусть муж быстрее их принесет сюда! Немец ждет!

– Где они, мамко?

– Да в зеленом кульке, где колбаса была.

Ничем тебя, родной, порадовать не могу. Плохи дела. Звон в башке, хруст в ушах, скрежет в костях. И вокруг странные дела творятся. Непонятные. Особенно в королевских домах. Это у нас королям да царям в семнадцатом по шапке дали, а тут они – первые люди, белая кость. На них все блицы направлены, весь их интим наружу вывернут, как уши у английского принца Чарльза, про которого прессе все известно. Детские шалости (кошки в петлях, лягушки напополам, переезды через черепах и прочее, интересное только придворному психиатру). Юношеские забавы – половая связь с камердинером, издевки над слугами, бешеная мастурбация. В зрелости – неразрывная связь с первой и последней женщиной в его жизни по имени Камилла. У этой Камиллы все зубы давно сточились, волосья повылазили, шерсть истерлась, морщины даже лазер не берет, а принц с тем же трепетом, что и сорок лет назад, получает от нее особой бандеролью с гербовой печатью ее месячные тампоны, которые и хранит в специальном сейфе у себя в спальне в Букингемском дворце, рядом с подвесками королевы.

Вот тебе и кошки в петлях, верь потом придворным ломброзам – какой верный и преданный оказался, хотя сам из себя не сказать, что красавец: все-таки пятисотлетние внутрисемейные браки дают о себе знать, без специальной оптики видно, до чего бесконечный инцест довести может. Но верный и преданный. Казалось бы, мог, как принц, пол-Англии перетрахать, но нет, принципы не позволяют, только белла Камилла – и все!.. Так безумно любит, что поминутно звонит ей по внутрибукингемскому телефону (звонки эти все военные разведки мира слушают), в любви признается и обязательно добавляет, что хотел бы в жизни только одного: влажным тампоном уютно лежать в любимом влагалище.

А эта придворная крыса Камилла очень даже неглупа: тихо сидит, редко куда вылезает (чтобы на нервы королеве-маме не действовать). Да и прыгать ей особо нечего – она уже в каменно-мочевом возрасте, хотя молодости старается не терять: врачи сделали много подтяжек, оттяжек, пристяжек, четыре силикона (два – в бюст, два – в круп), поменяли местами большие и малые губы, перешили зад наперед, гормонов впрыснули, шерсть с ног обрили, колени вправили – словом, омолодили, как смогли. Теперь сидит Камилла у себя в норке и ждет своего принца. А он каждую третью ночь по Букингему втихаря мимо гвардейцев в подсобку пробирается, куда она свои грязные трусы бросает. Она уже сорок лет знает, куда их кидать, а он уже сорок лет знает, где их брать.

Около подсобки гвардеец дежурит – чтоб не украли ничего. В подсобке – чан, тайник (вроде дупла в «Дубровском»). Горничным под страхом смерти запрещено что-нибудь из чана брать или, тем паче, стирать. Вот подберется принц к чану, скинет мантию, встанет на свои четыре белые кости, зароется носом в грязное белье, ищет, как ищейка. А как найдет – так с урчанием из общей кучи выхватит – и назад бежать. Гвардейцы на караул отдают, шталмейстер двери закрывает, охрана свет тушит – теперь и отдохнуть можно, его высочество изволило скрыться в опочивальне, отбой до следующей королевской эрекции!

Другой сын королевы, младший принц Эндрю, хоть и лыс, кос, заика и левша, но ничего, внешне на человека похож. Однако другая беда – тайный гомик. Англичанам вроде как-то неудобно за него, но воспитанная нация, молчат. Он тоже так тихо сношается, что особо под блицы не попадает. А вот жена его, принцесса, недавно большую глупость сделала, даже невозмутимая королева-мама швырнула в нее любимой болонкой: «Я знала, что у меня в семье все болваны, но чтоб такие!..» – и выгнала дуру-невестку из Букингема в Шотландию: пусть поющие камни послушает, сплетница набитая!.. Это надо же – такие глупости делать!.. Оказывается, дура-принцесса какими-то гешефтами с арабскими шейхами занималась (мало ей королевской казны, надо и на карман наскрести). А один ушлый журналист, под видом шейха, к ней в доверие втерся, с помощью шампанского, кокаина и оргазма вызвал ее на исповедь, которую тайно и записал.

Ну, что может невестка о своей доминантной свекрови и муже-гомике говорить – представить нетрудно. И королева-мама такая-сякая, тиранка-скупердяйка, лицемерка-злючка. И на кого похожа?.. Ходит, как дальтоничка-домработница, страдающая плоскостопием, а когда говорят ей, что желтое и оранжевое не подходит ей по возрасту – огрызается и шипит, упряма до безумия. И муж ее, Филипп, в свои восемьдесят всю женскую прислугу в своем гареме держит, ни одной прачки не пропустит, снохач противный. И Эндрю со своего любовника-садовника не слезает. И дети-уроды, и нравы блядские, и дела темные. И даже склерозная королева-бабушка недавно корону утащила и в ночной горшок спрятала. Дура принцесса все это журналисту выложила, а тот с ходу на ТВ продал. Так-то. Конечно, ничего нового мир не узнал, но королева-мама почему-то очень расстроилась. Она – женщина осторожная и умная, не в пример родне, скандалов не выносит. Один за ней грех – любит лисью охоту. Ну это кому что: кому кошки в петлях, кому лисы в капканах, пятисотлетняя генетика, ничего не попишешь.

Инцест кого хочешь съест. Он не только на острове, но и на континенте буйствует. Вот в Монако дела плохи, дальше некуда. У тамошнего владыки – трое детей. Ну, про сына ты знаешь – не наркоман, не гомик и не убийца, что уже хорошо и весьма редко в королевских домах встречается. Но вот с дочерьми проблемы. Младшая принцесса уже была замужем за официантом, почтальоном, шофером, рыбаком, теперь вот в директора цирка влюбилась – в шапито каждую ночь бегает. Дальше придворный дворник или служитель морга на престол претендовать будут. Неймется принцессе. Демократия наружу просачивается. Понятно: у рыбаков да шоферов никакой тяжелой наследственности нет, они – народ румяный, у них и без виагры целый день стоит – а что еще в супружестве надо, если у самой деньги есть?..

Старшая принцесса по другому пути пошла: ждала своего Ромео – и дождалась немецкого принца. А тот недавно на ЭКСПО по пьянке умудрился на турецкий павильон пописать. Казалось бы – принц, а того не понимает, что с турками надо быть предельно осторожным: их в Германии миллионы, если кебабную забастовку объявят, кушать нечего будет. Вот рядом павильон Шри-Ланки – писай на здоровье. Вот Новая Зеландия – обкакай ее всю. Нет, он именно возле турок… Конечно, сразу шум, гам, честь, месть, кровно-мочевая обида. А принцу хоть бы хны, такой наглый: позвонил в редакцию и послал всех к едрене фене, а на ТВ факс отправил: не желаете ли, мол, мою задницу полизать?..