Кузнецов против абвера - Анатолий Степанович Терещенко

том, что он был послан в Германию еще до начала войны. Активисты «Мемориала»*, организации, объединяющей узников ГУЛАГа, старались связать его имя с репрессиями против немцев, депортированных в Казахстан из Сибири и Поволжья. Кузнецов никакого отношения к этому не имел.

Он был русским, родом из Сибири, хорошо знал немецкий язык и бегло говорил на нем, потому что жил среди проживающих там выходцев из Германии. Его привлекло к работе местное НКВД и в 1939 году направило в Москву на учебу. Он готовился индивидуально как специальный агент для возможного использования против немецкого посольства в Москве.

Красивый блондин, он мог сойти за немца, то есть советского гражданина немецкого происхождения. У него была сеть осведомителей среди московских артистов. В качестве актера он был представлен некоторым иностранным дипломатам. Постепенно немецкие посольские работники стали обращать внимание на интересного молодого человека типично арийской внешности с прочно установившейся репутацией знатока балета. Им руководили Леонид Федорович Райхман, заместитель начальника Управления контрразведки, и Виктор Николаевич Ильин, комиссар госбезопасности по работе с интеллигенцией.

Кузнецов, выполняя их задания, всегда получал максимум информации не только от дипломатических работников, но и от друзей, которых заводил в среде артистов и писателей. Личное дело агента Кузнецова содержит сведения о нем как о любовнике большинства московских балетных звезд, некоторых из них в интересах дела он делил с немецкими дипломатами».

В этих словах шефа нелегальной разведки, бывшего 4-го Управления НКГБ СССР, генерал-лейтенанта Павла Анатольевича Судоплатова дана емкая характеристика Кузнецова в предвоенный период его оперативной деятельности в Москве.

Сразу после начала Великой Отечественной войны началась серьезная подготовка «Колониста» к заброске. Стол в его квартире был завален словарями, книгами, инструкциями, уставами, наставлениями, схемами, пособиями, газетами и журналами с тематикой по вермахту из Германии, в которой он никогда не был. Тут же были фотографии, имена, фамилии и чины нацистской элиты, популярных артистов театра и кино — Зары Леандер, Марики Рокк, Лени Рифеншталь, Ольги Чеховой, Марлен Дитрих, спортсменов Макса Шмелинга, Ханса Вельке, Людвига Штуббендорфа, Курта Хассе и многих других.

Постепенно он усваивал все четырнадцать вариантов ношения формы одежды пехотного офицера вермахта и образцы подлинных трофейных документов Третьего рейха. Изучал и структуру карательных органов Германии. Читал дневники и письма, взятые у пленных или убитых гитлеровцев. Ему нравилась авиация, но его решили экипировать в форму пехотинца. Во-первых, он не знал ни своей авиации, ни тем более немецкой, и во-вторых, в Ровно, куда его планировали направить, авиаторы были редкими гостями, в основном по городу сновали офицеры сухопутных войск.

Итак, уходил в прошлое обрусевший немец Рудольф Вильгельмович Шмидт и вырисовывалось появление обер-лейтенанта вермахта Пауля Вильгельма Зиберта — уроженца Восточной Пруссии, офицера 230-го пехотного полка, 76-й пехотной дивизии, фронтовика, кавалера двух орденов Железного креста.

По легенде: «После госпиталя получил отпуск с передовой и был временно направлен чрезвычайным уполномоченным хозяйственного командования по использованию материальных ресурсов оккупированных областей СССР в интересах вермахта». Такая легенда позволяла тесно общаться с офицерским корпусом Ровенского гарнизона немецких войск, особенно тыловых служб…

А тем временем уже отгремела битва под Москвой, отбросившая на 100–200 километров от столицы части и соединения группы армий «Центр». Это было первое серьезное поражение вермахта за два с половиной года Второй мировой войны. А в перспективе, по оценке историков, — это было началом конца Третьего рейха.

В феврале 1942 года личный архитектор Гитлера Альберт Шпеер после своего назначения в феврале 1942 года на должность рейхсминистра вооружения и военного производства решил проинспектировать результаты битвы под Москвой. Он заказал транспортный самолет, сопровождаемый несколькими истребителями, и пролетел над побоищем вермахта. С высоты птичьего полета он увидел страшную картину поверженной бронетехники, сгоревшего автотранспорта, искореженных артиллерийских орудий, разбитых самолетов и присыпанные снежным саваном почерневшие тела своих солдат. Он был потрясен картиной апокалипсиса. Нам не дано знать, о чем он в это время думал и правдиво ли докладывал об этом своем «воздушном путешествии» по Подмосковью фюреру. Можно не сомневаться только в одном, он наверняка правильно оценил потери — десятая часть вермахта полегла в полях и лесах Подмосковья…

В целях освоения жизни, быта, порядков и нравов армии Третьего рейха Кузнецова для стажировки внедрили в лагерь № 27/11 для немецких военнопленных в городе Красногорске. Прибыв туда, он поселился в одном из офицерских бараков. Немецких военнослужащих содержали в соответствии с положениями Женевской международной конвенции, регулирующей правовой статус военнопленных. Хотя СССР и не подписал этой конвенции.

Четырехмиллионный контингент наших военнопленных немцы содержали часто под открытым небом за колючей проволокой в независимости от времени года. Все они были объявлены изменниками и предателями Родины приказом Сталина № 270 от 16 августа 1941 года. Этот бесчеловечный приказ бросил на произвол судьбы наших попавших в плен воинов. От холода, голода, болезней и лишений к январю 1942 года три миллиона советских пленных умерли или были убиты охраной. И в то же время Сталин гарантировал соблюдение конвенции по отношению к немецким военнопленным.

Кузнецов прижился в немецкой офицерской среде на удивление легко и естественно. Он уловил один важный момент — пленные немцы совсем не раскисли, и все, от солдата до офицера, считают поражение под Москвой временным явлением, случайной неудачей. Поэтому они не одобряли приказ Гитлера сместить с поста главнокомандующего сухопутными войсками генерал-фельдмаршала Вальтера фон Браухича, а с ним еще около сорока высших генералов. Они считали, что Гитлер не сможет лучше руководить войсками, хотя и взял на себя роль верховного главнокомандующего.

Как понял Кузнецов, убежденных нацистов было мало, однако верность присяге у них считалась обязательной и абсолютной. На этой основе обер-лейтенант Пауль Зиберт сделал вывод, что ждать скорой победы нам еще долго придется.

«Выходит, немцев не расчехлило поражение под Москвой — они будут сопротивляться. И готовы это делать впредь. Они полны решимости воевать за новый порядок и фюрера, — рассуждал Кузнецов. — Они верят в победу и длительное существование Третьего рейха».

В ходе общения с немцами Кузнецов уловил и запомнил много жаргонных словечек и выражений, без которых нельзя доверительно разговаривать с тевтонцами. Кузнецов в форме немецкого офицера часами расхаживал перед большим зеркалом — отрабатывал движения, позы, манеры. В русской армии, например, по стойке «смирно» руки целиком прижимались «по швам», в немецкой — только ладони, локти