Князь из десантуры - Тимур Максютов

– Значит, твоя жизнь и любовь разминулись, брат?

Тамплиер мечтательно поднял синие глаза к закопчённому потолку:

– У меня была любовь. Настоящая. По имени Эльвира де Монтюрал. Она рано осталась без отца, её растили дядя и дед – славные шевалье. Её привычки и развлечения совсем не подходили для благородной девы – скакать сломя голову через поля, загоняя лисиц. Острым клинком она владела получше многих воинов, а острым умом ставила в тупик искушённых богословов во время теологических споров. Волосы её прекрасны и подобны силкам из медной проволоки, в которых запутались солнечные зайчики. А глаза – как молодая трава, в которой потерялись кусочки янтаря. Но я мог лишь восхищаться ей издали. И в трудных походах, и в кровавых битвах её образ всегда поддерживает меня и спасает…

Дмитрий слушал побратима, прикрыв глаза. Вспоминал сладость губ Юлдуз и нежный звон серебряных браслетов…

* * *

Славен древний город, украшение русской земли! Брызжет солнечными зайчиками праздничная позолота церковных куполов; крепкие двухэтажные дома сложены из столетнего дуба и гордо глядят на улицу глазами окошек, окружённых весёлыми ресничками резных наличников. Кипит рынок на Подоле – бескрайний, бестолковый, шумный. Всё есть – от редкого зверя верблюда до лукошка новорожденных цыплят, от сарацинских непробиваемых лат ценой в стадо коров до дешёвых колечек из меди.

Инок Варфоломей вызвался сопроводить побратимов и теперь трусил рядом на невысоком флегматичном коньке. Жеребцы франка и его толмача, отъевшиеся на отборном княжеском зерне, сияли сытыми боками, играли под всадниками и фыркали – застоялись в денниках.

Народ пялился на невиданного золотого Кояша, на горделиво восседающего на солнечном жеребце рыжего дылду в новеньком зелёном плаще и сафьяновых сапогах. Дмитрий, одевшись в княжеские подарки, почувствовал себя окончательно вжившимся в это время – без привычной тельняшки и берцев, в одежде без карманов и пуговиц и обуви без не изобретённых ещё шнурков и молний…

У оружейных рядов спешились. Анри восхищённо цокал языком, щупая дорогущие клинки дамасской стали, осторожно трогал украшенные яхонтами и смарагдами персидские кинжалы. Варфоломей, недовольно качая головой (мальчишки!), оттащил побратимов подальше, где убийственным товаром торговали местные кузнецы и оружейники, а цены были не в пример реалистичнее.

Долго подбирали кольчугу – на такого рослого, как Ярилов, это было сделать нелегко. Наконец, нашлась – новенькая, гремящая блестящими ещё кольцами, закрывающая бёдра почти до коленей.

А вот с выбором клинка пришлось труднее. Анри горячо убеждал:

– Брат мой, христианскому воину не пристало позорить крепкую руку легкомысленной саблей! Только меч, даже гарда которого напоминает нам о кресте, на котором распяли сына божьего. Мне приходилось одновременно сражаться с полудюжиной и даже больше сарацин, вооружённых саблями – и что же? Их кости давно выбелены беспощадным палестинским солнцем, а я здесь, силён и готов к новым битвам!

В доказательство своих слов тамплиер выхватил меч и начал легко вращать им – клинок превратился в сияющее кольцо.

Дмитрий усмехнулся:

– Был бы здесь Хорь, он бы рассказал, как разогнал своей сабелькой не полудюжину оборванных сарацин, а половину рыцарей венгерского короля, которые – заметь! – все, как один, были оснащены мечами.

Сказал – и погрустнел. Никаких известий о пропавшем побратиме не было. И где-то в степи сгинул четвёртый друг – Азамат. От кровной четвёрки осталась лишь половина.

Неожиданно в разговор встрял инок Варфоломей:

– Франк дело говорит. Многие переняли у половцев сабельный бой, но истинный русский витязь всё же должен биться мечом.

Ярилов не нашёл, что возразить, и пошёл к рядам, где торговали мечами. Тамплиер принял самое горячее участие: прищуриваясь, приставлял рукоять к щеке и выискивал неровность лезвия; простукивал ногтем металл, ища раковины; размахивал клинками и ругался, недовольный балансом. Наконец, удалось найти подходящий – как раз по длинным рукам Дмитрия, при этом не тяжёлый, с узким лезвием и облегчённый долами. Ярилов покрутил мечом, взмахнул – остался довольным. Анри тут проявил ещё и купеческие наклонности: услышав объявленную оружейником цену, возмутился:

– Ты ничего не попутал, уважаемый? За такие деньги можно купить весь твой прилавок с товаром, тебя и твою жену в придачу!

– Жёнку мою не трожь, фряг, – мрачно заметил киевлянин, – а то я тебе брюхо этим мечом забесплатно распорю.

Тамплиер понял без перевода, вспыхнул и ринулся на деле выяснять, кто кому брюхо распорет – еле растащили спорщиков. Варфоломей ласково сказал оружейнику:

– Сын мой, стяжательство и сребролюбие не украшают истинного христианина. Ибо сказано: легче каравану верблюдов проникнуть сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в царствие небесное. Ты хочешь в царствие небесное, а?

Детина задумчиво поскрёб затылок:

– Оно, конечно, хорошо бы. Только это когда ещё будет? А семью кормить сейчас надо. Вот смотри, монах, – оружейник принялся загибать пальцы, чёрные от навечно въевшейся металлической пыли, – за кузню – плати, за уголь углежогам – плати, подмастерьям жрать надо. А за железо? Железо-то знатное!

– Скажи честно, – вкрадчиво сказал монах, – давно этот меч у тебя продаётся? Он же под длинные руки рассчитан, не всякому годен. Совсем не всякому!

– Это да, – погрустнел киевлянин, – меч-то, твоя правда, под заказ делался. Да сгинул тот заказчик, и рост ему знатный не помог. Многие к мечу приценивались, да никому не подходил. А, была ни была!

Детина хватил шапкой об землю и сам обрадовался избавлению от проблемы:

– Отдам за полцены. Забирайте, пока я добрый!

Тамплиер восхищался благородством, достойным славного рыцаря, а не простого ремесленника; инок ласково тряс бородёнкой и хвалил щедрого оружейника.

А Дмитрий размахивал сияющим клинком, привыкая к мечу, и счастливо улыбался разбегающимся солнечным зайчикам.

* * *

Анри откланялся и поехал на фряжский двор, поболтать с купцами-соотечественниками, а Варфоломей пригласил Дмитрия с собой в Лавру.

– Ты, витязь, умом быстр, как сокол небесный, языки заморские и науки превзошёл. Покажу тебе нашу сокровищницу книжную. Мне настоятель доступ разрешил в любое время, бо я для княжеских нужд всякие мудрости ищу, наставления древние.

Киево-Печёрская обитель давно оправилась от разграбления смолянами и половцами в 1203 году, выстроила новые здания взамен сожжённых. Но инок повёл гостя не церковь и не в палаты настоятеля, а в неприметную пристройку, откуда глубоко под землю вела каменная лестница.

Варфоломей ориентировался в темноте, как крот в своей норе. Прикрывая сухой ладошкой огарок свечи, ловко семенил ножками – Дмитрий едва поспевал, то и дело ударяясь головой о низкие потолки и притолоки. Тёр побитые места, боясь ругаться в святом месте.