Умру вместе с тобой - Татьяна Степанова

Романов смотрел на них с экрана ноутбука. Три часа ночи. Солнечногорский УВД.

Миронов выключил ноутбук.

– Изи Фрияпонг разговаривала с Савкиной в субботу, – произнес он устало. – А в воскресенье и понедельник ее в ночном клубе и след простыл. Значит ли это, что она убила Афию и теперь скрывается?

– Может, она уже покинула страну? – спросила Катя.

– Отправим запрос насчет этого. Хотя я в этом сомневаюсь. Ее надо искать здесь. Ведь то, что ей надо, тоже здесь, у нас. И она… в общем-то, она человек заметный. Дело о надругательствах над трупами пока выделяется следствием в отдельное производство. Следователь запросил мою копию судмедэкспертизы останков Полозовой. Надо хотя бы глянуть, что там и как. – Миронов достал из сейфа документы. Начал читать.

Катя ощущала себя какой-то чудной – глиняной или стеклянной. Толкни сама себя и разобьешься. Была ли это усталость? Или шок от увиденного в морге?

Миронов неожиданно откинулся на стуле, словно прочитанное в заключении патологоанатома…

Жертва железнодорожной аварии… То, что мы видели там на каталке – это ведь далеко не все…

— Катя, слушайте, что патологоанатом пишет: «хронических патологий не выявлено». Это по поводу ее здоровья. И кроме всего прочего, что поезд натворил – «обширная гематома на спине».

– Она же упала на рельсы.

– Да, но… практически теми же словами описано, как и у Афии – «обширная гематома на спине в области позвоночника между лопатками».

– С Афией эксперт предположил удар ногой по спине, как в карате. Но на мосту… Помните, что машинист нам сказал? Там же никого не было рядом с Полозовой. И он в этом готов был нам поклясться.

Миронов читал заключение экспертизы. Вытащил из сейфа копию заключения по Афие. Сравнил.

– Мы уже тогда усомнились в том, что это суицид, – осторожно сказала Катя. – Но как-то это все… Это все… вообще никак не складывается. Это не может быть связано, потому что… Если опираться только на это заключение по поводу похожих гематом, то… Что же это, ее могли убить только потому, что для каких-то магических ритуалов потребовался ее язык? Но она же в этом случае не самоубийца. Это же обман. Кто-то сам себя хотел обмануть, что ли – выдать убийство за суицид, чтобы там потом что-то с магией нахимичить? Но это людей так можно обмануть, но не…

– С демонами джу-джу такие штуки не пройдут? Это вы хотите сказать? – Миронов хмыкнул. – Да, что-то непонятное. Совсем непонятное. Может, Полозова сама о рельсы спиной ударилась, хотя…

– Машинист нам сказал – «ее что-то толкнуло, какая-то сила. Невидимая».

– И как нам теперь относиться к словам машиниста? – спросил Миронов. – Вот сейчас, после всего, что мы узнали? После той сцены в морге?

– Я пока не знаю.

Катя и правда этого не знала. А воображение свое просто выключила, как ту чертову камеру. Как Миронов свой ноутбук.

Трещина змеилась по всему стеклу витрины – длинная, не менее двух метров, похожая на реку с притоками. Вот только куда текла та река?

Может, потому, что Катя еще не отошла от ночного шока с ужасами морга, она восприняла трещину, этот знак, болезненно.

Владимир Миронов назначил ей и Мещерскому встречу в Музее Востока в четыре часа дня.

– О музейных делах и об экспонатах после смерти Афии больше всех известно Серафиме Кыжовниковой. О джу-джу тоже, раз она это упоминала. И насчет серебристой «Тойоты» ее пора спросить. Не она ли посещала Афию на даче накануне убийства? Так что после мертвецкой у нас снова культурная программа. Я приеду в Москву, как только здесь немного разгребем. И вот что, Катя, пригласите своего приятеля Мещерского. Пора мне с ним познакомиться.

Так что в музей – опять – они явились втроем. Миронов к Мещерскому отнесся сдержанно – Катя видела: он оценивает его. Мещерский тоже держался несколько отстраненно. Катя успела рассказать ему по телефону о ночных событиях. И он был потрясен, хотя старался выглядеть спокойным.

– Все дела о похищении частей тел в моргах решено объединить, – известил их Миронов, пока они шли через внутренний дворик музея к служебному входу. – Я думаю, каждый раз Изи Фрияпонг договаривалась отдельно на месте с кем-то, кто там работает и имеет доступ к покойникам. Но это долгие поиски. В первую очередь нам необходимо разыскать ее. Я утром заехал в гостевой дом, где Полозова работала менеджером-хостес. Разговаривал с их уборщицей Динарой, она там всем сейчас заправляет. Она сказала – никто из выходцев из Африки никогда у них в гостевых домах на озере не останавливался и не приезжал к постояльцам. И Полозову она никогда с африканцами не видела. Она расплакалась – у них ведь похороны завтра. Спросила меня: при чем вообще здесь мигранты? Она ведь сама приезжая. Так что реагирует на все это остро.

– Старший куратор занята. У нас ЧП в выставочном зале, – сухо объявил им охранник музея на просьбу вызвать по рации Серафиму Крыжовникову в вестибюль. – Она не может сейчас оставить зал. Он закрыт для посетителей, там работают наши сотрудники.

– А что произошло? – спросила Катя. – Где?

– Я же говорю – ЧП. В зале нашей новой выставки искусства Африки. – Охранник хмурился. – Но раз вы полиция и приехали по поводу убийства, идите туда. Я не могу вас не пропустить.

В залах Музея Востока на этот раз было много школьных экскурсий – старшеклассники с экскурсоводами наводнили «индийский зал» с чучелом боевого слона. Однако двери африканского зала были закрыты, и возле них дежурил еще один охранник, который после переговоров по рации двери эти для них приоткрыл.

Сначала они увидели рабочих, суетившихся в центре зала среди витрин. Затем Серафиму Крыжовникову.

А потом их взору предстало это.

Самая большая витрина, за которой хранились экспонаты, была повреждена. Трещина рассекала ее наискось от нижнего левого до верхнего правого угла. Две скульптуры сброшены со своих бархатных подставок – фигурка птицы-носорога. Женский символ. И фигурка Первопредка – получеловека-полунасекомого.

Катя ощутила знакомый холодок внутри. Обернулась – треснувшая витрина находилась как раз напротив отдельной витрины со скульптурой Черная голова. И глаза головы были устремлены прямо на трещину – белые, холодные, с темными агатовыми бездонными зрачками.

– Попытка кражи? Злоумышленник? – спросил Миронов, когда они подошли к Серафиме и поздоровались.

– Нет. К большому нашему облегчению, нет, это не кража. Мы все пленки видеокамер просмотрели ночные. Здесь никого не было, никто не входил. Стекло треснуло само.

– Как это само? – спросила Катя тревожно.

– Видимо, случился перекос при монтаже витрины, когда выставку готовили. Неправильно установили. Тут же вес немалый у стекла и всей конструкции. – Серафима выглядела обеспокоенной и раздосадованной. – Опять напортачили! Из-за перекоса стекло не выдержало и треснуло. Так наш техник-инженер говорит. Как еще совсем не обрушилось? Риск есть. Поэтому мы все здесь закрыли от посетителей. И сейчас начнем демонтировать. Надо все заново ставить, весь экран. А это опять расходы для музея.