Лунный парк - Брет Истон Эллис

– Это Брет, – сказал он.

– Я его отец, – добавил я.

– Да, он мой папа, – без всякого выражения подтвердил Робби.

Робби вдруг зарделся. Он кивнул, хотя на лице было написано, что он понятия не имеет, что означает эта фраза. Он впервые назвал меня папой.

Поняв, что мальчиков он представлять не собирается (их было четверо), я сел вместе с Сарой на ближайшую скамейку и принялся наблюдать, как они общаются. Разговор зашел о пятнашках мячом и о том, что в школе эту игру запретили, потом они обменялись впечатлениями от Хэллоуина. Беседуя, парни смотрели друг на друга, но говорилось все с напускным равнодушием, даже переругивались они вяло, без особого энтузиазма. У каждого на шее висели наушники, на заднице – рабочие штаны «Банановая республика», все были в таких же, как у Робби, оранжевых очках. Когда один из них взглянул на меня мельком, будто я заразный, я наконец-то понял, кто был помехой, причиной, по которой разговор не затянется. Как только стало понятно, что я за ними наблюдаю, парень, который инстинктивно был противен мне больше других, бросил на меня взгляд, говорящий: «А ты что за хер такой?», и мне послышалось слово «залупа», хотя в отношении кого оно прозвучало, было не ясно. Их гладкие лица с едва заметными прыщиками, короткие прически по моде, слегка дрожащие из-за таблеток руки, неясные отношения между собой – все это подводило меня к одной только мысли: никому из них я не поверю. И тут ребята разошлись кто куда, внезапно, без предупреждения. Если и был у них взаимный интерес, то испарился он так стремительно, что, казалось, не существовал вовсе.

Робби устало побрел в нашу сторону по залитому светом моллу, и меня вдруг обеспокоило то, как мало в его жизни романтики и поэзии. Основой всего была скучная тревожная повседневность. Все было показное. Но еще больше обеспокоило меня и пригвоздило к ним мое внимание то, что я услышал, как один из них – я как раз вел Сару к ближайшей скамейке – произнес имя Маера Коэна. Услышав это, я быстро обернулся и заметил, как двое парней шикнули на того, кто проговорился. Заметив испуг на моем лице, они усовершенствовали свои позы. И сохраняли их, несмотря на то что Маер Коэн был одним из них, их одногодкой, и жил в пяти минутах отсюда, а теперь бесследно исчез. Но нехорошее предчувствие еще крепче скрутило меня, когда я заметил, что никто из этих пяти парней, включая моего сына, не казался даже напуганным. Они не боялись. И еще больше я напрягся, когда понял, что в присутствии взрослого они были вынуждены подавить свое веселое возбуждение – свое ликование.

Адреналин ударил в голову, но Сара отвлекла меня очередным вопросом.

– Папа?

– Да?

– Ты помогаешь людям?

Но я не стал отвечать ей – до меня дошло, кто сидел рядом с Эйми Лайт в ее «БМВ».

Это был тот парень, что приходил ко мне в кабинет подписать книгу.

Тот, что пришел на вечеринку в костюме Патрика Бэйтмена.

Тот, про которого Эйми Лайт говорила, что никогда его раньше не видела.

Это был Клейтон.

– Папа… ты помогаешь людям? – снова спросила Сара.

Все вокруг стало зыбким, как мираж. Я вез Робби и Сару домой и проигрывал в голове тот вечер, когда впервые увидел Эйми Лайт: на студенческой вечеринке в общежитии с другого конца комнаты на меня уставилась пара девичьих глаз; нюхнув кокаина в обшарпанной ванной, я стал опрометчиво самонадеян и, как следствие, затеял разговор о ее диссертации, в ходе которого решил, что, быть может, смогу прибрать девчоночку к рукам, и пусть она демонстрировала желание убедить меня в обратном, пуская в ход обычный арсенал защитных механизмов – деланое безразличие, выверенные (хо-хо) смешки, она даже зевнула, произнося название работы («Дорога в никуда»), – ведь изображать интерес в разговорах с женщинами, которых я хотел всего лишь затащить в постель, вошло у меня в устойчивую привычку, и, проявив должное терпение, я превзошел себя: демоническая ухмылка, неподдельное внимание и задумчивые кивки, забавные истории из жизни моей знаменитой жены и других подружек.

Это было похоже на спектакль. Мы были на сцене. Кружка, из которой она потягивала пиво, стала реквизитом, и в следующей сцене гребешок пены на ее верхней губе заставил меня, как по написанному, заглянуть ей в рот, и когда она заметила, что я в упор ее разглядываю, она продефилировала пред мои очи и выразила восхищение – скульптурой из проволоки, висящей в углу. Вокруг нее едва различимыми тенями вились аспиранты, ее лицо в оранжевых прожилках от светильника, а час спустя я проследовал за ней через всю комнату, даже не заметив этого, и теперь улыбка уже не сходила с ее лица, даже когда я засобирался, поскольку было уже поздно, а я человек семейный и пора уже домой, и от этого было тошно, и уверенность моя испарялась стремительно. Но я укрепил ее, когда, обернувшись, заметил, как она нахмурилась. Была ли она знакома с Клейтоном уже тогда?

Знал ли Клейтон, что она будет в моем кабинете, когда шел туда? Когда…

– Папа, зеленый зажегся, – захныкала Сара, и я надавил на газ.

Как будто ведомый радиосигналом, я доехал до «Напитков от Иры» и припарковался. Я попросил Робби присмотреть за сестренкой, но он был в наушниках и полностью отключился от внешнего мира, поскольку в моем присутствии ничего интересного произойти не могло, так что я пробурчал что-то Саре и, захлопнув дверь, прежде чем она успела ответить, забежал в винный, чтоб приобрести бутылку «Кетель уан». Не прошло и минуты, как я уже вернулся к машине – с такой скоростью прошла эта операция.

На Эльсинор Джейн должна была приехать только через час, Марта с Розой совещались об ужине, Робби поплелся наверх якобы готовиться к контрольной, Сара отправилась в медиа-комнату поиграть в «Пиноби» – это такая видеоигра, про бескрылого и на редкость неприятного шмеля, который корчил такие рожи, что мне становилось не по себе. Я пошел к себе в кабинет, запер дверь и налил полную кружку водки (мне больше не нужно было смешивать, мне даже лед был не нужен) и выпил половину, после чего снова позвонил Эйми Лайт. Ожидая ответа, я сел за рабочий стол и просмотрел электронную почту, не проверенную вчера. Одно письмо от Джея, другое – от Бинки, сообщавшего, что люди Харрисона Форда чрезвычайно рады, что я проявил интерес, и спрашивают, когда я смогу приехать в Эл-Эй; было еще одно странное послание от Гэри Фискетджона, моего редактора в «Нопфе»: он писал, что ему на работу позвонил некто и, представившись инспектором шерифского отдела округа Мидленд, спросил, как можно со мной связаться; Гэри спрашивал, правильно ли он сделал, что дал мой домашний номер. Прежде чем страх пробрался под кожу, я обнаружил еще одно письмо из отделения Банка Америки в Шерман-Оукс. Время доставки: 2:40 ночи.

Я скользил мышью по пустому полю письма, пока на телефоне Эйми не включился автоответчик. Услышав сигнал, я выключил мобильный и заметил, что на моем автоответчике мигает лампочка. Я протянул руку и нажал «Воспр.».

– Мистер Эллис, это инспектор Дональд Кимболл. Я представляю шерифский отдел округа Мидленд и хотел бы поговорить с вами о некоем деле, безотлагательно… так что нам, наверное, имеет смысл переговорить как можно быстрей. – Пауза, никаких шумов. – Если хотите, можем встретиться здесь, в Мидленде, но, поскольку я больше заинтересован в разговоре, наверное, лучше будет, если я сам к вам подъеду. – Он оставил номер мобильного. – И пожалуйста, позвоните, как только сможете.