Красная карточка - Алексей Макеев

Гуров показал ему удостоверение, которое Хохол просмотрел внимательнейшим образом и, кажется, остался доволен.

– Серьезная контора! – одобрительно сказал он. – Давно ко мне никто из серьезных людей не заглядывал. Почитай, лет десять…

– Опять ты за свои сказки! – не выдержал Крячко. – Давай ближе к телу! Когда у тебя поселился Веселый?

– Ну, с полгода, скажем, и поселился, – ответил старик. – Как откинулся, так и поселился. А что же мне его – не пускать было? Это он только зовется так – Веселый, а на деле человек он совсем не веселый. Он и не улыбнется никогда. Не в его это правилах – улыбаться. А если что не по нраву, так тут вообще – обходи стороной!

– У вас были конфликты? – спросил Гуров.

– Упаси бог! Какие конфликты? Он сам по себе, я сам по себе. Жили, можно сказать, порознь. Только «здрасьте-здрасьте», и весь разговор.

– Значит, о его делах ничего не знаешь?

– Ничегошеньки! – горячо сказал старик. – Даже ни грамма! Но тихо жил, ничего не скажу.

– А почему ты говоришь – жил? – насторожился Гуров. – Он, кстати, где сейчас?

– Да кто ж его знает? Может, вышел куда? – уклончиво сказал Хохол. – Человек молодой, на месте не сидится…

– Послушай меня, Хохол! – сердито сказал ему Гуров. – Будешь и дальше ходить вокруг да около, мы тебе жизнь так испортим, что не обрадуешься. Веселый – вор, а ты – скупщик краденого со стажем. Верно, давно тебя не тревожили. Но это не значит, что не можем потревожить. Сейчас вот сделаем обыск – наверняка найдем что-то из похищенного Веселым, и тогда добро пожаловать на нары, гражданин Хохлов! Не забыл еще, что это значит?

– Да ничего хорошего, гражданин начальник! – понимающе сказал Хохол. – Не в том я возрасте, чтобы на нарах валяться. А за грехи Веселого я не ответчик.

– Ну, это как сказать! – развел руками Гуров. – Ты человек опытный, конечно, – может, тебе и виднее. Так что, начинать обыск?

– Погоди, начальник! – старик сделался озабоченным. – Найдете какую-нибудь дрянь, а впаяете по полной программе… Знаю я ваши обычаи! А с Веселым мне детей не крестить. Говорите, милиционера он завалил?

– К счастью, только ранил, – строго произнес Крячко. – Но серьезно. Из огнестрельного, между прочим.

– Говорю, веселого мало! – вздохнул Хохол. – Так я вам все доложу, как на исповеди. Только вы уж Веселого поймайте, потому что мне еще пожить хочется, а если вы его не поймаете…

– Поймаем, старик, не беспокойся! – заверил его Гуров. – Давай говори, что знаешь!

– Пришел он вчера после ночи, – доверительно понизив голос, сказал Хохол. – Изгвазданный весь и злой как собака. С пустыми руками, между прочим. Ну, видно, что человек зря время потратил. Я, конечно, ни о чем не спрашиваю. Тут он сам мне и говорит – сгоняй, говорит, до телефона… У нас тут связи в помине нету. Будешь помирать – никакая «Скорая» не доедет. Ну вот и говорит он – сгоняй до телефона, позвони одному человечку.

– Что за человечек?

– А бог его знает? – пожал плечами Хохол. – Сказал, позовешь Леонида Ивановича. А что за Иванович такой, это мне неведомо. Просто должен я был сказать ему, что Веселый будет ждать его на железной дороге за Кольцевой в два часа дня. Отправил он меня, а сам спать завалился. Я, конечно, все сделал, как он велел, а в час его разбудил. Он переоделся в чистое и ушел. И вот с тех пор не являлся.

– Стоп! – сказал Гуров. – Ты хочешь сказать, что Веселый назначил вчера встречу, ушел на нее и больше не появлялся?

– Вот совершенно правильно, начальник! – восторженно подхватил Хохол. – Просто слово в слово! Лучше и не скажешь!

– А он предупреждал, что не вернется?

– Вот это совсем не предупреждал, – серьезно сказал старик. – Наоборот. Он еще уходил и сказал – с меня бутылка. Ну, то есть с него. За то, что я звонить ходил. Мне ведь ходить трудно, целая история для меня – ходить…

– Свою историю ты нам попозже расскажешь, – перебил его Крячко. – Поточнее можешь объяснить, где была назначена встреча у Веселого с неизвестным тебе гражданином?

Хохол объяснил – может быть, не слишком подробно, но довольно толково.

– Ну, не будем терять времени, – решил Гуров. – Мы с полковником на железную дорогу, Полякова еще с собой прихватим. А Баранов с Северовым здесь останутся – вдруг Веселый все-таки надумает домой вернуться? Заодно с хозяином побеседуйте, может, чего новенького узнаете. Между прочим, номер телефона, по которому звонил, – помнишь, а, Хохол?

Старик нахмурился, изображая работу мозга, а потом признался, что номера не помнит.

– Так я и сразу на память не надеялся, – вдруг заявил он. – Я этот номер на коробке от папирос записал. Я ведь по старой привычке все «Беломор» курю.

– Где эта пачка?! – быстро спросил Гуров.

Старик повел по сторонам глазами.

– Да ведь где-то тут должна быть… – забормотал он. – Или выбросил? Да нет, не должен! Я еще когда позвонил – закурил сразу, а там у меня еще четыре штуки оставалось. Значит, до дому донес, точно. Тут я ее и прикончил. А потом новую открыл. У меня запас, да… Чтобы не бегать без толку взад-вперед…

– Где старая пачка?! – уже теряя терпение, закричал Гуров.

– Да не волнуйся, начальник! – закряхтел старик. – Если дома, то, значит, здесь где-то должна быть. Лежит где-то, помалкивает. Поискать надо.

– Ну так ищите! – сердито сказал Гуров и махнул Баранову рукой. – Костьми лягте, а пачка чтобы была! Очень возможно, что это номер телефона сообщника. Вы понимаете, что это значит?!

Баранов взял старика за плечо и бесцеремонно поднял с места.

– Давай, папаша, ищи! – сказал он. – А то век тебе воли не видать, точно говорю!..

До Кольцевой ехали на машине, которую оставили метрах в ста от дома Хохлова. Это была служебная «Волга», и Гуров только вздыхал о своем «Пежо», который стоял теперь на станции техобслуживания, где его пытались вернуть к жизни.

Оставив машину на обочине шоссе, оперативники спустились вниз и неспешно зашагали по шпалам, внимательно поглядывая по сторонам.

– Ну и что, господа сыщики, – с интересом спросил Гуров. – Какие будут соображения? Куда мы теперь с вами направляемся?

– А мы как в сказке, – засмеялся Крячко. – Поди туда, не знаю куда… Сболтнул старый пень, а мы и развесили уши!

Поляков ничего не сказал, а сделался только еще мрачнее, хотя на самом деле душа его была полна радости, что ему приходится работать вместе с такими прославленными операми, как Гуров и Крячко. А помалкивал он потому, что соображений у него никаких не было – он с самого начала настроился на то, чтобы слушать и выполнять. Историю с красными карточками он знал вообще понаслышке и при таких обстоятельствах лезть со своими предположениями считал глупостью. Но Гуров, кажется, и не ожидал никаких предположений. Он просто размышлял вслух.