Ученик монстролога - Рик Янси

— Как чувствует себя капитан Варнер сегодня?

— Он умер, — ответил Уортроп. — Где Старр?

— Доктора Старра вызвали по неотложному делу, — был ответ.

Монстролог пристально посмотрел на нее и вдруг горько рассмеялся.

— Ну, разумеется, его вызвали! — воскликнул он. — Даже не сомневаюсь! А вы будете очень заняты в его отсутствие, я уверен. Очень много надо сделать, раз я поставил в известность местную полицию, не так ли, миссис Браттон?

— Я не понимаю, о чем вы говорите, Доктор Уортроп, — холодно отозвалась она.

— Очень жаль, вероятно, вы действительно не понимаете, — признал Доктор ледяным голосом. — Но еще ужаснее, если понимаете! Если воспринимаете свою бесчеловечность как гуманность. Можете передать своему хозяину, что я просто так этого не оставлю. «Мотли Хилл» пришел конец. Я лично прослежу за тем, чтобы Старр получил по заслугам по всей строгости закона за убийство Хезекии Варнера.

Он сделал шаг навстречу старухе. Она вздрогнула, глянув в его пылающее лицо, преисполненное негодования.

— И я молюсь о том, чтобы закон «смилостивился» над ним — и над вами — с той же немилосердной жестокостью, с какой он доверил вам эти несчастные души.

И Доктор прошел мимо ее съежившейся фигуры, не дожидаясь ответа. Он рывком открыл дверь — так, что она громко стукнулась о стену. На заросшей лужайке Доктор опустил вожжи и повернулся в седле, чтобы еще раз взглянуть на старый дом с осыпающейся краской и провисшей крышей — тягостное зрелище даже в лучах утреннего солнца.

— Хотя Варнер мог бы поспорить относительно такого утверждения касательно своей жизни, но смерть его не будет напрасной, Уилл Генри, — сказал Доктор. — Я добьюсь справедливости для Хезекии Варнера и всех тех, кто страдает в этих проклятых стенах. Они будут отомщены, я лично прослежу за этим, да поможет мне Бог!

Я не знал, чего ожидать по возвращении на Харрингтон Лейн, 425. Я только надеялся, там найдется какая-нибудь еда для моего пустого желудка да подушка для моей усталой головы. Судя по письмам, которые я отправил днем раньше, я подозревал, что доктор ждет прибытия Джона Кернса, чтобы начать действия против Антропофагов. Но я не решался спросить Уортропа, ибо настроение его становилось тем мрачнее, чем ближе мы подъезжали к дому.

Я отправился на конюшню, а Доктор пошел в дом. Когда я напоил и накормил лошадей, смыл с них дорожную грязь и пыль, навестил старушку Бесс, я тоже отправился в дом, тая в душе крошечную надежду обнаружить на кухонном столе что-нибудь аппетитное. Надежда была напрасной. Дверь в подвал была открыта настежь, свет внизу ярко горел, и, поднимаясь вверх по узкой лестнице, раздавались звуки хлопающих дверей шкафа, падающих на пол полок и перетаскиваемых волоком предметов. Через несколько минут звуки сражения поутихли, и Доктор поднялся наверх с пылающим лицом, тяжело дыша. Даже не взглянув на меня, он пронесся через холл в кабинет, где снова начал хлопать дверьми, что-то рушить и бросать. Когда я заглянул в кабинет через дверную щель, он сидел за рабочим столом, выдвигая ящики один за другим.

— Что-то должно было остаться, — бормотал Доктор себе под нос, — письмо, счет, контракт оказания услуг, ну, хоть что-то…

Я аж подпрыгнул, когда он с треском задвинул последний ящик. Доктор поднял голову и посмотрел на меня, возникшего в дверном проеме, с таким недоумением, словно не я был его единственным компаньоном на протяжении последнего полугода.

— В чем дело? — требовательно спросил он. — Что ты там топчешься, Уилл Генри?

— Я хотел спросить…

— Да, да, спрашивай. Спрашивай!

— Да, сэр. Я собирался спросить, сэр, не хотите ли вы, чтобы я сбегал на рынок?

— На рынок? Зачем это нужно, Уилл Генри?

— Купить что-нибудь поесть, сэр.

— Боже милостивый, ты вообще думаешь о чем-нибудь еще?

— Да, сэр.

— О чем же еще?

— Еще?

— Да, о чем еще, кроме еды, ты думаешь?

— Ну, я… я много о чем думаю, сэр.

— Понятно, но о чем конкретно — вот мой вопрос.

Он бросил на меня сердитый взгляд, барабаня тонкими пальцами по полированной поверхности стола.

— Ты знаешь, что такое обжорство, Уилл Генри?

— Да сэр. И что такое голод.

Он улыбнулся в ответ. Ну, хоть так, сказал я себе; мог бы и запустить в меня чем-нибудь тяжелым.

— И что же? — спросил он.

— Сэр? — спросил я.

— Что еще занимает твои мысли?

— Я пытаюсь… понять, сэр.

— Понять что?

— Для чего я… смысл того, что… того, чему вы учите меня, сэр… но в основном, честно говоря, сэр, ибо ложь — худший вид шутовства, сэр — я пытаюсь не думать о большем количестве того, о чем думаю, если вы понимаете, сэр…

Махнув на меня рукой, как бы отпуская, он сказал:

— Ты знаешь, где у нас лежат деньги. Беги на рынок, раз тебе так надо, но только одна нога здесь — другая там. Ни с кем не говори, а если кто-то заговорит с тобой, скажешь, что у нас все в порядке — я работаю над новым трактатом или что-нибудь в этом духе. Главное, не говори правду. Помни, Уилл Генри, есть ложь, порожденная необходимостью — не глупостью.

С более легким сердцем я оставил его предаваться поискам. Я был рад получить передышку. Не все представляют себе, что такое жить рядом с монстрологом. Начинаешь ценить очень простые вещи. И после ночи, проведенной за занесением в каталог внутренних органов монстра, я с удовольствием начищал столовое серебро.

Так что теперь я с радостью отправился наверх, чтобы помыться. Запах комнаты капитана Варнера, казалось, въелся в кожу. Я освежился и переоделся, но одной детали все же не хватало, и, прежде чем отправиться на рынок, я снова зашел к Доктору. Он был в библиотеке, вытаскивал с полок одну книгу за другой и бегло перелистывал, а затем, не глядя, бросал на пол.

— Ты вернулся? Хорошо, мне нужна твоя помощь, — сказал он. — Начинай просматривать книги с противоположного конца полки.

— Вообще-то, сэр, — сказал я, — я еще не уходил.

— Прошу прощения, тебя ж не было столько времени. Что ты делал?

— Мылся, сэр.

— Зачем? Ты испачкался?

Он не дождался ответа.

— Стало быть, ты решил, что не так уж и голоден?

— Нет, сэр.

— Ты не голоден?

— Очень голоден, сэр.

— Но ты только что сказал «нет».

— Сэр?

— Я спросил тебя, решил ли ты, что не голоден, и ты сказал: «Нет, сэр». По крайней мере, это то, что я запомнил.