Дезертир - Андрей Валентинов

Оба предисловия – и «Патриота», и самого гражданина Шенье – ничего не дали. Я невольно хмыкнул. Теперь даже самый старательный агент отложит книгу в сторону, чтобы взяться за другую. А между тем…

Я взял первую из книжек и взглянул на обложку. Виньетки, гирлянды, крылатые гении, отчего-то с мечами… А вот и текст! Итак: «Свобода. Равенство. Братство. Мари Жозеф Шенье. Карл IX, или Варфоломеевская ночь. Трагедия в пяти актах и девяти явлениях, поставленная на сцене Королевского театра…»

Перо вновь забегало по бумаге, но на этот раз буквы стали складываться в нечто хорошо знакомое: «Поль Молье, Си…»

Я перевел дыхание, заставив себя успокоиться. Радоваться рано. Еще рано! Возможно, радоваться вообще не придется…

«Поль Молье. «Синий циферблат». Площадь Роз».

Я закурил, ощутив нежданную горечь во рту и невесело усмехнулся. Да, «Синий циферблат». Запись шла первой, значит, была самой важной. Увы, эта дорога закрыта навсегда…

Вторая строчка была короткой и тоже заставила усмехнуться:

«Де Батц. «Фарфоровая голубка».

Сегодня утром я вновь навестил знаменитое кафе и честно просидел там с полчаса, ловя на себе любопытные взгляды. Похоже, мой первый визит не был забыт. Но мерзавец де Батц ничем мне не поможет. Бог ему судья…

Третья строчка. Теперь я спешил, надеясь, что эта дорога мною еще не испробована. Но прочитанное не обрадовало, скорее удивило:

«Пьер Леметр. Альбер Поммеле. Николя Сурда».

Два имени были знакомы – их называл де Батц. Кажется, он упомянул, что Поммеле и Сурда – люди из организации д'Антрега. Но это ничего мне не говорило. Пьер Леметр шел первым, значит, именно к нему мне следовало обратиться вначале. Но я не помнил этих имен. Увы, адреса я – прежний – предпочел не записывать. Возможно, мой предполагаемый помощник знал, как их найти. Нет, этот путь пока закрыт…

Четвертая строчка также удивила. Вначале даже показалось, что я попросту перепутал. Пришлось свериться, убедившись, что никакой ошибки нет:

«Депутат Жак Ножан. Сен-Марсо».

Сен-Марсо! Выходит, прочитай я эту запись еще в дороге, мне не надо было бы покупать нелепые очки, подделывать документы, тратить время на ненужные разговоры и встречи. Достаточно было спросить у лейтенанта Дюкло адрес гражданина депутата…

Папелитка догорела, и я поспешил закурить новую. Нет, не все так просто! То, что неизвестный мне гражданин Ножан оказался в списке, еще не значит, что я найду там помощь. Этот человек был мне нужен, но нужен ли ему я? Нет, спешить нельзя…

Последняя строчка. Я медлил, надеясь, что именно там я найду таинственный «сезам». Несколько букв, скорее всего, фамилия. Свеча уже догорала, когда я наконец вывел первую букву – «Д»…

Нет, сезам не отворился. Фамилия – неизвестная, ничего мне не говорящая – Дюпле. Просто Дюпле – без имени и адреса…

Свеча догорела. Я не стал зажигать новую, хотя следовало еще раз прочесть записи и, запомнив, превратить их в пепел. И эта надежда не оправдалась. Странно, я почему-то не расстроился, словно знал все заранее. Наверно, потому, что давно понял: путь на серое небо не будет легким. Идти придется долго, а я уже устал. Господи, как я устал!..

Ночью дверь бесшумно отворилась – и тень, черная с головы до пят, проскользнула в комнату. Я был готов и, не зажигая света, передал призраку запечатанный пакет. Кажется, он пытался что-то сказать, но мне не о чем было говорить с бароном де Батцем. Дождавшись, пока тень исчезнет, я запер дверь – и забыл о нем навеки…

В этот день Шарль Вильбоа выглядел значительно бодрее. Увидев меня, он весело усмехнулся и отложил толстую книгу in octavo, которую перед этим штудировал.

– Читаете? – Я присел на койку. – Значит, дело пошло?

Его рукопожатие было теплым и твердым. Я окончательно убедился – дело действительно идет на лад.

– Утром принесли, – Вильбоа кивнул на книгу. – Сегодня ко мне начали пускать, и, представьте себе, гражданин Люсон, обнаружилось, что у меня целая толпа друзей…

– Журналисты – люди дружные, – кивнул я.

– Ну… – Шарль развел руками. – То, что забежал Демулен,[26]это еще понятно. Мы с ним действительно приятели. Но Эбер! Впрочем, гражданин Эбер собирается тиснуть статью о том, что я стал жертвой злодейского покушения аристократов…

Тон его мне понравился. Та страшная отчужденность, которую я заметил при нашей первой встрече, исчезла. Шарль, конечно, бодрился, но уже не походил на человека, потерявшего душу.

– Кстати, – глаза парня стали серьезными, – мои друзья собрали денег. Как я понял, кто-то из вашей компании заплатил за мое лечение…

– И эти деньги, – подхватил я, – вы отдадите сестре Терезе для другого больного, у которого с друзьями хуже.

Он на миг задумался, затем кивнул. Я между тем с интересом раскрыл книгу. Она сразу же показалась необычной. Увидев заголовок на латыни и дату издания, я едва удержался, чтобы не присвистнуть.

– Редкая, – понял меня Вильбоа, – 1625 год, издание отцов-иезуитов. Вчера я написал записку приятелю, у него дядя книготорговец…

– «Житие и деяния благочестивых отцов Гильома, епископа Мосульского, и Петра, епископа Памье», – с трудом разобрал я. – Помилуйте, гражданин Вильбоа, что это?

– Ага! Заинтересовались? – журналист приподнялся на подушках и неуверенно оглянулся. – А знаете, гражданин Люсон, я бы попытался встать и прогуляться. Хотя бы по коридору…

Я хотел было возразить, но решил, что парень прав. Он жив – и хочет чувствовать себя живым.

Мы выбрались в коридор и медленно прошли к большому окну, выходящему во двор. Вильбоа остановился и вздохнул:

– Все. Постоим. Так вот, о книге. Я ее когда-то читал… Нет, не читал, просматривал, а сейчас решил изучить основательнее. Написана в начале XIII века достаточно любопытной личностью – кардиналом Ансельмом Орсини, одним из отпрысков этого разбойничьего рода. Отец Гильом – его учитель, а Петр, как я понимаю, близкий друг…

– Гильом – епископ Мосульский? – вспомнил я.

– Интересно, правда? Да, под конец жизни он возглавлял епархию в Мосуле при потомках знаменитого атабека Имадеддина. А вообще сей Гильом – весьма ученая личность, богослов и автор знаменитой в свое время книги о святом Иринее. Но мне куда любопытнее не он, а отец Петр…

Признаться, меня не очень интересовали жития почтенных епископов. Я надеялся узнать у гражданина Вильбоа нечто, касающееся современности, но решил не торопиться. Всегда полезно выслушать собеседника.

– Отец Петр, иначе Петр Нормандец, принял трудную епархию. Памье – это рядом с Тулузой, в те годы – катарское гнездо… Впрочем, меня заинтересовали не катары.