Блокада 2. Книга 2. Тень Зигфрида - Кирилл Бенедиктов

— Беги, конечно, Левушка, — с облегчением сказал Петр Петрович. — Если увидишь матушку или будешь ей писать, передавай от нас привет ей и Коленьке!

— Непременно! — пообещал Гумилев. — Но и вы, пожалуйста, если представится такая возможность, сообщите ей, что я жив-здоров и со мной все в порядке.

Из здания Центрального рынка он вылетел, как ошпаренный. Было уже совсем поздно, а ведь ему еще предстояло возвращение на базу. Пробежавшись по вечерней прохладе вдоль Садового кольца, Лев свернул на Сретенку и тут же заблудился в лабиринте похожих один на другой переулков.

Здесь был какой-то совсем другой город: скрытный, темный населенный тихими серыми людьми, мелькавшими в арках старых домов, внимательно наблюдавшими из окон, присматривавшимися к чужаку — зачем он здесь? чего ему надо? Несколько раз Лев вскидывал голову, ловя настороженный взгляд из окна — но ничего в окне не было, только колыхалась занавеска. Никаких следов черного рынка он не находил — и уже совсем было решил, что Анцыферовы ввели его в заблуждение, когда из полутемной подворотни его окликнули.

— Эй, парень, ищешь чего?

Гумилев обернулся, присмотрелся. К стене подворотни прислонилась невысокая женщина в по-деревенски повязанном платке. Подходить к ней не хотелось, но это все-таки был шанс, хотя и призрачный. Лев обреченно шагнул в тень.

— Мне нужно кое-что купить.

Тетка была пожилой, лет шестидесяти. Но лицо у нее было круглым и сытым, а глаза — внимательными и цепкими.

— Что купить-то?

— Конфеты, — сказал Лев, стыдясь своей наивности. — Шоколадные.

— Шоколад есть, — проговорила тетка равнодушно. — «Гвардейский». Восемьдесят рублей плитка.

"А цены здесь божеские", — подумал Лев.

— Мне нужны именно конфеты.

— Нету конфет, — отрезала тетка. — Шоколад брать будешь?

Лев покачал головой. «Гвардейский» им выдавали и так — в нем было повышенное содержание теобромина, и он считался незаменимой пищей диверсантов.

Он уже повернулся, чтобы выйти обратно на улицу, и тут тетка вдруг дернула его за рукав.

— Погоди, — сказала она. — А денег сколько дашь?

— А сколько надо?

— Двести.

Лев вздохнул. Он хотел купить еще цветов, но их, в отличие от конфет, можно было нарвать на клумбе.

— Двести дам. Так что, есть все-таки?

— Есть, кажется, одна коробка. Но старая, с довойны осталась. "Южная ночь". Пойду, посмотрю сейчас, если на месте лежит, принесу.

Тетка сделала какое-то трудноуловимое движение и исчезла — как показалось Гумилеву, войдя прямо в стену дома. Он пригляделся — в стене имелась дверь, но такая узкая и темная, что разглядеть ее было непросто.

Он подождал несколько минут. Тетки не было. Лев решил вернуться на улицу и дождаться ее там — в подворотне было неуютно и воняло кошачьей мочой.

Внезапно в подворотне стало еще темнее. Дорогу Льву заступили две широкоплечие фигуры.

— Эй, фраер, — проговорил хриплый, словно простуженный, голос. — Клифт снимай, гаманец сюда клади. И быстро, тогда живой уйдешь.

Гумилев даже не успел понять, что произошло. В одно мгновение все, чему он учился последний месяц, сошло с него, как сходит кожа с ошпаренной кипятком руки. Он снова был в лагере, и перед ним снова стояли урки.

— Это что еще за фартыпер, — угрожающе спросил он, — будет тут под косматого косить? Ты за грача меня держишь, баклан? Смотри, чтоб я тебя за сам за хомут не подержал.

— Знает музыку, — удивленно сказал второй. — Битый фраер. Ты, Сеня, подожди его щупать…

Но хриплый не внял голосу разума.

— За хомут? — ощерился он, и в руке его сверкнул нож. — подержи, сука!

В следующую секунду нож звякнул об асфальт, а хриплый Сеня скорчился от боли, получив коленом в бок. Гумилев уже стоял у него за спиной, крепко держа пальцами за кадык.

Это оказалось так просто — гораздо проще, чем снять часового — что Лев удивился больше, чем бандиты. Второй урка благоразумно отступил и поднял ладони кверху.

— Ладно, ладно, — сказал он примирительно. — Ты на блатного не очень-то похож, вот и обознались мы…

— Ну и канайте дальше, — буркнул Лев. Он удостоверился, что хриплый не представляет опасности и оттолкнул его подальше от себя. Наклонился и поднял с асфальта нож — это оказалась остро заточенная финка с разноцветной наборной рукоятью.

— Было ваше, стало наше, — сказал он, опуская финку в карман. Сеня простонал что-то о том, что он сделает с оборзевшим фраером, когда немножко отдышится.

— Исчезли оба, — велел Лев. — Пока я этого фуфлыжника наглухо не загасил.

Благоразумный бандит подхватил Сеню под мышки и поволок куда-то в глубину подворотни.

Гумилев поспешил выйти на улицу. Легкость, с которой он дал отпор гоп-стопщикам, пьянила и кружила голову, и это было опасно. Насколько он знал такую публику, они могли вернуться в любой момент и в куда большей компании, а то и со стволами.

— Ты далеко собрался, парень? — спросил знакомый уже женский голос.

Тетка опять стояла в подворотне — как будто и не уходила никуда. В руках она держала какой-то сверток.

— Вот твои конфеты. Давай, иди, расплачиваться будем.

— Нет уж, — сказал Лев. — Хочешь продать — иди сюда.

Он быстро огляделся. Переулок был пуст в обе стороны, только у водосточной трубы сидела, почесываясь, облезлая рыжая псина.

Тетка, недовольно щурясь, подошла к Гумилеву и продемонстрировала ему сверток, завернутый в папиросную бумагу и перевязанный синей ленточкой. Тетка потрясла его — внутри что-то застучало.

— Разверни, — велел Гумилев.

— Ты что? — возмутилась тетка. — Думаешь, я тебя обманывать стану?

К этому моменту Лев был уже уверен, что гоп-стопщики появились в подворотне не случайно. Тетка была наводчицей, и ожидать от нее можно было чего угодно. Поэтому он повторил железным голосом:

— Разверни.

Это действительно оказалась коробка конфет "Южная ночь", в которой лежали настоящие шоколадные сердечки и ромбики. Кое-где шоколад покрылся светло-коричневым налетом, но Лев решил, что счистить его будет делом пяти минут.

— Ну, убедился, Фома Неверующий? — прошипела тетка. — Гони деньги.

Гумилев отдал ей двадцать мятых лагерных червонцев, забрал коробку и быстрым шагом направился в направлении Сретенки.

В четыре часа утра, с коробкой конфет и букетом цветов, сорванных в разрушенном немецкой артиллерией Ботаническом саду (там среди разбитых оранжерей и воронок от снарядов Цвели невероятной красоты бархатные розы) Лев вернулся к дыре в ограде базы «Синица». Он устал как собака — полдороги от Москвы ему пришлось идти пешком, пока сердобольный колхозный шофер не посадил его в кузов перевозившего овощи грузовичка. Брюки его были в грязи до колена, рубашка пахла капустой. И все же он был счастлив, как, наверное, мог быть счастлив средневековый рыцарь, заколовший дракона и чудом оставшийся после этого в живых.