Смерть с отсрочкой - Крис Хаслэм

Через два дня они вернулись в Бенимамет. Кобб нашел Сиднея, когда тот чистил оружие на весеннем солнце. Он бросил в пыль окурок сигары и раздавил подошвой.

— Как тебе нравится служба в Терцио, мальчик?

Сидней пожал плечами:

— По-моему, в армейской форме лучше.

Кобб поднял бровь.

— Хочешь сказать, прикид тебе не по нраву?

Сидней оглядел вельветовые штаны и поношенные ботинки.

— Вряд ли можно назвать это формой, правда? — Он бросил вычищенный патрон в деревянный ящик и вытащил из другого горсть грязных.

— Что стряслось с венгром?

— Разве не слышали?

— Я много чего слышу, — раздраженно ответил Кобб. — А также командую частью, в сравнении с которой чикагская мафия сойдет за иезуитскую семинарию. Всякое бывает. Поэтому расскажи, что стало с венгром.

— Выпал из поезда, когда мочился.

Американец долго смотрел на него.

— Так я и слышал.

— Мы раздобыли то, что вам нужно?

Кобб сунул в ухо палец, повертел, осмотрел результаты.

— Конечно, раздобыли. В наших разведданных была большая дыра насчет вражеских сил в районе. Вы, ребята, ее залатали.

Дорога шла к югу, поднималась и опускалась, как тихое море, направляясь прямо к гористому горизонту. Ник махнул рукой на пейзаж — голую равнину без деревьев, усеянную тусклыми валунами, руинами заброшенных домов, покрытыми белой известкой.

— Похоже на пустыню.

— Так и есть, — кивнул Сидней. — El Desierto de Calanda.[49]Здесь почти никогда не бывает дождя. Небольшие остатки плодородной почвы, уцелевшие после многовекового выпаса овец, унес ветер, когда вырубили деревья. Земля мертва, больше на ней никто не живет.

— А в тридцать шестом как было?

Сидней взглянул на пустошь.

— Точно так же.

— Кроме домов, где тогда жили люди, — вставил Ленни.

— Вовсе нет. Они уже тогда пустовали. Невозможно было не заметить, не почувствовать полное опустошение сельской местности. Едешь часами, ни души не видишь. Даже собаки. По ночам кажется, будто, кроме дороги, ничего не существует, а она проложена через лимб.[50]

— Куда люди делись?

— Не знаю, — пожал плечами Сидней. — С началом войны местные фашисты обрушились на местных анархистов. Кому-то удалось убежать, многих расстреляли. Потом из городов прибыли новые анархисты, перевешали местных фашистов. Полагаю, при таких событиях любой мало-мальски разумный человек решит, что в городе безопаснее, чем в деревне. Я бы перебрался. А вы?

— Еще бы, — подтвердил Ленни. — Перебрался бы в Англию к чертовой матери.

— Тогда не смогли бы участвовать в единственном порядочном деле средь кровавого грязного хаоса.

Ленни зевнул.

— Зачем трудиться?

— Что же это за дело? — спросил Ник.

— Коллективизация. Жители деревень собирались в так называемом casa del pueblo,[51]если его не спалили фашисты, или в любом другом месте, просили всех и каждого пожертвовать все, что имеет, на общую цель.

— Что, к примеру? — поинтересовался Ленни.

— Все: дом, скотину, землю, если есть, инструменты, деньги, труд, барахло, черт возьми.

— И жену? — ухмыльнулся Ленни.

— Жена шла добровольно. Свободные анархисты славились трезвостью, воздержанием и умеренностью во всем. Они согласились отказаться от курения и алкоголя, от половой и расовой дискриминации, от понятия супружеской измены, что всегда вызывало у меня недоумение, поскольку в то же время брак был отменен. Все переходило в общую коллективную собственность. В результате, как я понимаю, исчезли все капиталистические ловушки с приманками.

— Что за хреновина? — возмутился Ленни. — Деньги как зарабатывать?

— Вы абсолютно ничего не поняли. Деньги отменялись.

— Сигареты на что покупать?

— Напоминаю: курение запрещено.

— А колбаса? За колбасу чем платить?

— Ничем. Идете к мяснику, просите, он дает колбасу. То же самое относится к оливковому маслу, муке, молоку. Заходите в кооперативный магазин и берете что нужно.

Ник обогнал мужчину в желтом спортивном костюме из лайкры на гоночном велосипеде — единственный летучий признак жизни в мертвом пейзаже.

— Обождите, никак в голове не укладывается. Откуда берутся продукты?

— С земли. Вы производите продукты. Выращиваете свиней на колбасу. Собираете маслины, из которых получится оливковое масло. Вы вместе со своими товарищами, мужчинами и женщинами. — Сидней взглянул на Ленни. — Вам бы понравилось, мистер Ноулс. Прибывшие колонны анархистов прогнали землевладельцев, caciques,[52]буржуев — всех наживавшихся за счет крестьян, отняли у них дома, землю, имущество. Религию запретили, в храмах устроили товарные склады — в альканисский кафедральный собор свезли всякую всячину. Так что, если сеньору Ноулсу хотелось иметь в своем доме чудный столик из красного дерева, красивую картину на стенке, изысканный обеденный сервиз, оставалось только забежать в собор и выписать.

— А потом можно было пойти на рынок и продать?

— Нет, конечно. Денег не было. Рынков тоже.

— Как насчет парикмахеров или дантистов?

— Специалисты, работники сферы услуг не оплачивали свое питание и прочие основные жизненные потребности, поэтому не нуждались в деньгах. Вы отдавали на общие цели свой труд, они — профессиональное мастерство. Все даром, если хотите, а выгода крестьянской коллективизации заключается в том, что при экономии от масштаба[53]и повышении урожайности можно покупать наилучшие семена, удобрения…

— На что покупать? Вы ж говорите, деньги отменили.

— Да, внутри кооператива. Но каждое коллективное хозяйство было островком в капиталистическом море и на первых порах нуждалось в деньгах для торговли с внешним миром.

Ленни хмыкнул.

— Напоминает кучу белиберды, которую несли старые хиппи. У кого были деньги?