Ваш мозг. Что нейронаука знает о мозге и его причудах - Марк Дингман

Во время осмотра врачи обнаружили у него нарушения моторики. Тим понимал происходящее, не терял бдительности и отзывался на вербальные указания. Однако с его зрением было что-то не так.

Во время разговора он с трудом налаживал зрительный контакт с собеседником. Дело было не в стеснении – Тим не понимал, куда ему необходимо смотреть. Он узнавал своих родственников только по голосам. И в то же время говорил, что отчетливо видит все вокруг себя. В смятении врачи пригласили невролога. Когда невролог показал Тиму ручку для письма, тот заявил, что ничего не видит. А когда Тима попросили описать помещение, в котором он находится, его слова нисколько не совпадали с истиной. Описание Тима целиком состояло из выдумок.

Вскоре стало ясно, что Тим ровным счетом ничего не видит – как определили врачи, он полностью ослеп из-за инсульта. Тем не менее врачам понадобилась неделя, чтобы убедить Тима в его слепоте. Почему же Тим так упрямо отрицал то, что больше ничего не видит?

Случай Тима – пример чрезвычайно редкого состояния, называемого анозогнозией слепоты или синдромом Антона-Бабинского. Слово «анозогнозия» буквально переводится как «незнание о болезни». Пациент с этим синдромом не признает наличие у себя какого-либо заболевания. Причины анозогнозии до конца неясны, ее связывают с определенными травмами мозга. Отрицание может касаться почти любого недуга, начиная с болезни Альцгеймера и заканчивая параличом. Если же речь идет об анозогнозии слепоты, то она, соответственно, связана со зрением. Пациенты с этим видом синдрома отрицают свою слепоту, несмотря на множество доказательств – даже если не видят, кто и когда заходит в помещение, не могут читать тексты, расположенные прямо перед ними, или и вовсе натыкаются на стены и мебель, когда ходят.

Нетрудно догадаться, что человеку с анозогнозией слепоты крайне трудно освоиться в жизни. Он отказывается жить по-новому, потому что для этого сначала необходимо признаться себе в неизбежной истине. К счастью, синдром Антона-Бабинского встречается крайне редко: с 1960 г. было зафиксировано лишь 30 подобных случаев18. Однако эти редкие случаи – крайность в попытках организма справиться с потерей доступа к одному из самых важных информационных каналов.

Когда господину С. было почти 60 лет, он начал принимать лекарство «Прамипексол»[9] против симптомов синдрома беспокойных ног1. Пациенты с этим синдромом (название которого часто сокращают до СБН) испытывают странные ощущения в ногах. Они могут быть своеобразными и причинять неудобства: от боли и зуда до чувства, что по ноге «пускают ток» или «кто-то ползет». Ярче всего эти симптомы проявляются, когда человек лежит или сидит. Во время движения они ослабевают, из-за чего пациенты, почувствовав их, нередко начинают ходить туда-сюда. Любая попытка уснуть может окончиться для больного неудачей: едва он устраивается поудобнее, как проявляются симптомы СБН, вынуждая вставать и двигаться. Это состояние часто приводит к сильным нарушениям сна, беспокойству, а порой – и к депрессии.

Пока неизвестно, как именно возникает это расстройство, но считается, что оно связано с нейромедиатором под названием «дофамин». Лекарства, повышающие уровень дофамина в организме, порой облегчают симптомы СБН. «Прамипексол» – один из таких препаратов.

Благодаря ему господин С. почти избавился от СБН. Но после передышки длиной в 3 года симптомы постепенно стали возвращаться, и врач прописал пациенту повышенную дозу лекарства. А затем произошло нечто странное.

Господин С., который до этого никогда не играл в азартные игры, внезапно стал одержим лотереями. Многие из нас хотя бы однажды, стирая серебристый защитный слой с лотерейного билета, испытывали мимолетное волнение и предвкушение – а потом ничего не выигрывали (или в лучшем случае выигрывали небольшую сумму, которая только и делала, что окупала стоимость билета). К счастью, большинство из нас не готово тратить все свои сбережения ради этих недолговечных ощущений.

А вот для господина С., которому прописали повышенную дозу препарата, было достаточно и их. Через полгода после увеличения дозы прамипексола он уже тратил по 700 $ в день на лотерейные билеты. А выиграв, как ему казалось, достаточно большую сумму денег, он поднял планку до 1100 $ в день.

Все указывало на то, что у господина С. зависимость. Он постоянно думал о том, как бы поскорее стереть защитный слой с нового билета, и не мог удержаться от очередной покупки, невзирая на все попытки бросить эту привычку. Он лгал своей жене, и та даже не подозревала, что их денежные запасы стремительно уменьшаются.

Когда накопления закончились, оказалось, что господин С. спустил на лотерейные билеты 120 000 $. Не в силах остановиться, он совершил попытку самоубийства. К счастью, попытка оказалась неудачной, и его доставили в психиатрическую клинику. Терапевт понял, что зависимость господина С., скорее всего, связана с приемом прамипексола, и тут же запретил ему употреблять препарат. Прошло всего лишь несколько дней – и господин С. избавился от своей пагубной привычки.

Неужели лекарство способно так сильно повлиять на поведение человека, что это вызовет у него зависимость? Как ни удивительно, господин С. не был одинок в своей проблеме. Многие другие пациенты, начав принимать дофаминовые препараты, замечали похожие изменения в своем поведении. Причем изменения эти нередко проявлялись в форме зависимости от азартных игр. Однако встречались и другие виды зависимости – переедание, гиперсексуальность или наркомания.

Перечисленные виды навязчивого поведения связаны с резкими изменениями уровня дофамина в организме, которые обозначают термином «синдром дофаминовой дизрегуляции». Чаще всего такое встречается у пациентов с болезнью Паркинсона, поскольку они обычно принимают препараты, повышающие уровень дофамина (если помните, мы обсуждали это в Главе 6). Но почему такие безудержные порывы связывают с уровнем дофамина? Точного ответа мы пока не знаем. Скорее всего, он связан с тем, что дофамин помогает человеку запоминать опыт, который мозг считает приятным.

Я помню, как однажды, около 20 лет назад, ужинал в нью-йоркском ресторане. В течение трапезы не произошло ничего выдающегося. И сам по себе ресторан не был каким-то особенным. Ужинал я пусть и с милым, но совершенно обычным человеком (прости, Эми). Однако в тот вечер я был безумно голоден и еда казалась мне необычайно вкусной. Я до сих пор помню тот ужин в мельчайших подробностях: оформление блюда на тарелке, аромат соуса альфредо, ощущение ньокки на языке.