Школа для негодяев - Дэнни Кинг

— Мистер Уильямс, — сквозь зубы процедил Грегсон, — нам осталось провести в музее всего полчаса. Прошу, не отвлекайтесь. Завтра я устрою контрольную по теме экскурсии. Пожалуйста, потерпите еще тридцать минут.

Пожалуйста? Это еще что за хрень? Грегсон никогда не произносил слова «пожалуйста». Хорошего поведения он добивался от нас угрозами, подкупом и шантажом. Сомневаться не приходилось: директор задумал что-то нешуточное.

Я чувствовал, что, если в ближайшее время не произойдет ничего интересного, я просто сорвусь, и плевать на последствия, однако менее чем через десять минут болтология закончилась и мы уже весело жевали бутерброды в музейном кафетерии.

— Здорово было, да? — воскликнул Трамвай, запихивая в рот булку с сыром и ветчиной.

— Неа, — возразил кто-то за другим столиком.

— Меня приколол только скелет в сортире, а все остальное — отстой, — прибавил я.

— А как вам тот чувак без члена, который метал диск? — захихикал Крыса, имея в виду древнегреческую статую в южном крыле. — Мне понравилось. Интересно, кто оторвал ему прибор?

— Твоя мамаша, — грубо пошутил Конопля. — Наверное, откусила.

— Да нет, скорей всего не мамаша, а папаша, — ухмыльнулся Бочка, желая позлить Крысу.

Фодерингштайн шикнул на нас из-за соседнего стола, мы притихли и занялись бутербродами.

— Блин, как же кисло-то, — устало протянул я, потер глаза и улегся головой на стол. Внезапно кто-то сильно ударил меня по затылку, и мой нос превратился в лепешку. С удивленным возгласом я поднял голову, ощутил, как что-то теплое стекает по губам и увидел на белом пластиковом столе алые пятна крови.

— Ну, суки! Кто?!. — гневно вопросил я и тут же узрел довольную рожу Бочки.

— Ради всего святого, дети, прекратите хулиганить, — раздраженно проговорил Грегсон, схватил меня за руку и поволок в пункт медпомощи.

Медсестра с соблазнительными буферами, хотя и не такими красивыми, как у мисс Говард, зажала мне нос, чтобы остановить кровотечение, а Грегсон между тем заполнял необходимые бумаги. Кровь перестала капать минут через пять, и все это время директор от меня не отходил.

— Ничего страшного, хрящи целы, — наконец заключила сестра и дала мне леденец на палочке. Жаль, я бы предпочел сигаретку.

Мы уже собрались уходить, когда слова медсестры прямо-таки пригвоздили меня к полу.

— До свидания, Стюарт, будь поосторожней, — сказала она, прочитав мое имя на листке, заполненном Грегсоном.

Я открыл рот, чтобы поправить ее, но директор метнул в меня такой взгляд, что кровь опять едва не хлынула у меня носом.

— Э-э… хорошо, спасибо, — промычал я, явственно чуя неладное. Я сунул леденец в рот, проводил медсестру глазами и вопросительно посмотрел на Грегсона. Тот лишь молча прищурился и поджал губы.

Из медицинского пункта мы вышли в короткий коридор, ведущий обратно в музейные залы. Грегсон похлопал меня по плечу и указал на дверь в противоположном конце холла. На двери были написаны два слова. Я прочел их про себя, а затем вместе с директором вернулся в музей. Надпись гласила: «СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ».

Мне захотелось рассказать ребятам о том, что произошло во время визита в медпункт, но поскольку я и сам еще толком во всем не разобрался, то решил не спешить. Кроме того, несмотря на всю загадочность случая, меня ждали более неотложные дела, а именно Бочка и те два фонаря, которые я намеревался ему поставить.

В кафетерии я принялся высматривать этого негодяя и обнаружил, что он прячется за спиной Фодерингштайна. Бочка использовал Фодерингштайна в качестве щита и не отходил от него ни на шаг. Ладно, подумал я, ты все равно у меня получишь с процентами.

Мы покончили с бутербродами и разбрелись в разные стороны. Шарпей, безуспешно пытавшийся пересчитать воспитанников Гафина по головам, потерял терпение и рявкнул, чтобы мы выстроились в ряд.

— Одного не хватает, — сообщил Шарпей, а когда Грегсон спросил, кого именно, Шарпей обратился к нам: — Джентльмены, кто отсутствует?

— Не я, — с готовностью отозвался Крыса. Мы собрались подхватить шутку, но нам помешали крики со стороны сувенирной лавки:

— Пусти меня! Я ничего не сделал! Да пусти же, коза драная! Помогите! Спасите!

Вопил не кто иной, как Трамвай. Через толстые стекла нам было видно, как он отбивается от дюжей продавщицы, которая крепко держала его за запястье. В следующую минуту к ней на подмогу сбежалось несколько охранников. Общими усилиями они скрутили голосящего во все горло Трамвая и повалили на пол.

— О господи, ну что там еще! — с досадой проговорил Грегсон и отправился в эпицентр событий.

Естественно, мы все прилипли к стеклу, чтобы понаблюдать за суматохой, а кое-кто даже забарабанил пальцами по витрине, подбадривая Трамвая, хотя особого смысла в этом не было, поскольку наш герой и без того орал и извивался, как кот, чей хвост закрутило кухонным комбайном.

Наконец вмешался Грегсон. Он что-то говорил охранникам, показывал на нас, разводил руками и просил снисхождения, но те оставались непреклонны. Они подняли Трамвая на ноги и потащили в сторону пункта охраны, по всей видимости, отменив вызов полицейских вертолетов.

Вернулся Грегсон, велел Шарпею и Фодерингштайну посадить нас в автобус, потом страдальчески закатил глаза и ушел улаживать свалившуюся ему на голову проблему.

— Ну Трамвай и попал, — шепнул мне Крыса по пути к черному ходу. — Помнишь, что Грегсон велел перед экскурсией? Быть паиньками и ничего не тырить. Вот увидишь, завтра Трамваю вручат билет в Мидлсбро.

— Может быть, — кивнул я, не слишком убежденный аргументами Крысы. — Не понимаю, зачем Трамвай туда полез? Что ему, блин, понадобилось в тухлой сувенирной лавке? На что он мог положить глаз?

Крыса задумался.

— Кости динозавров? — предположил он, явно демонстрируя, что понимает во всем этом еще меньше, чем я.

Мы вышли из музея на улицу, и в лицо ударил студеный ноябрьский воздух. Снег пока не выпал — температура еще не опустилась ниже нуля, — лишь ветер гонял в вышине тучи и швырял в нас редкие сухие листья. Мы перешли дорогу, как примерные школьники, и сели в автобус. Фодерингштайн завел двигатель.

— Разве мы не будем ждать остальных? — удивился Четырехглазый.

— Сами доберутся, — буркнул Шарпей, и мы отчалили.

Крыса бросил на меня многозначительный взгляд.

Что касается прочего, то Бочка на обратном пути сидел впереди, рядом с Шарпеем и Фодерингштайном, с трясущимися губами поглядывая на меня. Мне просто не верилось, что он решился на такую наглость. Безусловно, Бочка понимал, что месть не заставит себя ждать и что, поскольку я намного сильней, ловчей и злопамятней, ему воздастся вдвое, втрое, а то и вчетверо. Сознавая все это, он тем не менее сделал то, что сделал. Совсем с катушек съехал, иначе не скажешь. Неужели у него так сильно зачесались руки? Будь я на месте Бочки, пришло бы мне в голову приложить Неандертальца мордой об стол или толкнуть Фодерингштайна, одетого в одни плавки, в заросли крапивы? Вряд ли. И не потому, что мне неинтересно видеть Неандертальца, умывающегося кровавыми соплями, или Фодерингштайна, который вылезает из кустов, с ног до головы покрытый сыпью, а потому, что я слишком хорошо знаю: при первой же возможности они порвут мне задницу на двадцать кусков.