Не промахнись, снайпер! - Владимир Першанин

Ночи в последних числах апреля короткие, группа выползла часа в три. Саперы, которые занимались разминированием, уже возвращались. Обычная ночь, осветительные ракеты, изредка пулеметная стрельба. Где-то вдалеке, возможно, для отвлечения, работала наша артиллерия. Ручные пулеметчики и расчеты противотанковых ружей занимали места, которые заранее присмотрели. Мы с Вагановым узнали о наступлении позже других, так как находились весь день в засаде. Но я достаточно изучил нейтралку и выбрал участок, откуда станем вести огонь. Двести патронов на каждого… Такой запас мы никогда не брали. Значит, атаковать будут настойчиво.

Лежали в окопах, которые вырыли недели полторы назад. Отсюда мы уже вели огонь по немцам, а затем перебрались на другое место. За эти дни ничего не изменилось, если не считать, что наконец высохло дно окопов и трава, которую мы подстилали. Неподалеку лежал двенадцатиметровый корпус сбитого бомбардировщика Пе-2. Под ним мы выкопали щели для укрытия от минометного огня.

Время перед рассветом, как всегда, тянулось невыносимо медленно. Звезды начали понемногу меркнуть, тянуло на сон. Я зевнул, но это играли нервы. Заснуть бы все равно не смог. Артподготовка, как всегда, началась внезапно. Вели огонь гаубицы, затем дивизионные трехдюймовки, минометы. Полоса немецких траншей утонула в дыму. Пехотинцы, которые первые двести метров двигались ползком, поднялись в рост и побежали вперед. Видимо, дали команду бежать молча, но некоторые не выдерживали напряжения, кричали: «Ура! За родину, за Сталина!»

Кое-кто на ходу стрелял. Немцы не отвечали. Мимо пробежали несколько человек с примкнутыми штыками. Затем из дымовой завесы потянулись трассеры пулеметных очередей и взорвались первые мины.

Огонь велся довольно плотный. Неподалеку от нас открыли стрельбу из «Дегтяревых» и противотанковых ружей. Куда они стреляли, я понять не мог. Утро выдалось безветренным, и пелена дыма растекалась по равнине.

Я знал, что первым признаком того, что наши достигли траншей, будут взрывы гранат. Взрывов мы не слышали, зато к пулеметам присоединились многочисленные автоматы и винтовки. Стреляли с обеих сторон. В нескольких местах вспыхнули огненные клубки. Я знал, что в атаке принимают участие огнеметчики. Их ранцевые огнеметы действовали на расстоянии тридцать-сорок метров. Значит, наши уже приблизились к немецким траншеям? Но почему не слышно взрывов гранат и характерного для последнего броска дружного рева наступающих?

Немецкие пулеметы продолжали вести непрерывный огонь. Замолкал на секунды один расчет (менял ленту или перегревшийся ствол), а рядом молотил длинными очередями другой. Дым понемногу рассеивался, и я поймал в прицел ближнюю ко мне пулеметную точку. Расстояние составляло метров триста пятьдесят. Хотя я не видел людей, зато отчетливо пульсировали вспышки. Выстрелил дважды, пулемет замолк. Рядом стрелял Саня Ваганов. Ручной пулеметчик из группы огневой поддержки крикнул:

— Испекся, сволочь! Уделали мы его!

Возможно, первый номер «Дегтярева» считал, что это он попал в цель. Может быть. Но вскоре пулемет ударил снова. По рычащему звуку, когда выстрелы не дробятся на трескотню, а идут со скоростью двадцать пуль в секунду, угадал МГ-42. Когда он появился у немцев, наши бойцы говорили так «Хоть бы у ихнего изобретателя хрен на лбу вырос». Эти пулеметы буквально сметали любую цель. Я выстрелил еще два раза, затем сменил позицию. На ходу дослал в казенник четыре патрона и снова открыл огонь по вспышкам. Саня Ваганов лежал шагах в пяти. Стрелял азартно, как мальчишка. Подошвы сапог загребали землю с молодой травой.

— Санька, меняй позицию!

— Сейчас…

Затем я выстрелил несколько раз по автоматической пушке. Услышав позади шум, обернулся. Артиллеристы катили на руках «сорокапятку». Быстро подрыли лопатками ямки для колес и с ходу начали посылать снаряды в сторону траншей. Это соседство мне не понравилось. Если атака захлебнулась, то «сорокапятки» через несколько минут окажутся под плотным огнем. Один из артиллеристов, увидев меня, весело крикнул:

— Чего в траве прижух? Беги в атаку.

— Это же снайпер, — сказал другой. — Рядом с ним делать нечего. Фрицев валит, как снопы.

Я молча подхватил винтовку, противогазную сумку с патронами и гранатами, пополз подальше от шумных соседей. Залег в воронке, разгреб землю и стал пристраивать винтовку. Навстречу бежали остатки пехотных рот. Это было тягостное и страшное зрелище. Люди, зараженные паникой, как внезапной болезнью, не осознавали, что убегать от пулеметов бесполезно.

Те, кто поопытнее, залегли, а молодняк бежал. Пули пробивали тела насквозь, люди падали один за другим, кто-то полз. Красноармеец с окровавленным плечом и бессильно висевшей рукой сорвал с головы пилотку. Пуля прошила верхнюю часть груди, вырвав клочки гимнастерки, но боец продолжал свой бег. Ему и другим бежавшим кричали артиллеристы и мы, из группы огневой поддержки:

— Ложись!

— Куда драпаете, дураки!

Кто-то бросился на землю, двое свалились в десятке шагов от меня, пробитые пулеметной очередью. Теперь, когда дым рассеялся, я увидел сразу несколько целей. Стрелял быстро, не думаю, что эффективно, но часть пуль находила свою цель. Один из упавших был ранен и полз на локтях, волоча перебитую ногу. Пули поднимали вокруг него фонтанчики влажной земли. Затем пулеметчик переключился на «сорокапятку».

Я выскочил из воронки и потянул парня за плечи. Тот обвис, видимо, потерял сознание от болевого шока. Перетащил солдата в воронку, размотал обмотку на левой ноге. Пуля перебила кости голени, немного повыше щиколотки. Из развороченной раны хлестала кровь. Что делать? Сначала затянуть жгут. На это пошел тонкий поясной ремень. Затем перевязал рану. Теперь нужна шина, пойдет любая дощечка. У пушкарей имеются деревянные ящики, надо разломать один. Наверное, я бормотал это вслух.

— Какие ящики! — заорали над самым ухом. — Вперед, в атаку!

Ошалевший, видимо, контуженый младший лейтенант, один из взводных командиров, тащил меня за шиворот из воронки. Ствол пистолета ТТ плясал перед глазами. Еще секунда, и он прострелит башку. Я нагляделся на таких одуревших в первом бою «шестимесячных» молодых командиров — доказывать им что-то бесполезно. Изловчившись, вывернул из руки пистолет и прижал младшего лейтенанта спиной к земле.

Очередь прошла над головой. Фактически я спас его, но взводный не осознавал происходящее. Возможно, у него что-то сдвинулось в мозгу, он видел себя в первых рядах атакующих. Герой, готовый погибнуть в бою. Может, он и был героем. С легкостью вырвался и, забыв про пистолет, выскочил из воронки. Потянул за шиворот мертвого бойца, затем подхватил его винтовку, стал поднимать других лежавших. Несколько пуль попали ему в живот и ноги. Он крутился на траве, отталкиваясь сапогами от земли, потом затих. Ко мне приполз Саня узнать, в чем дело. Я рассказал о погибшем младшем лейтенанте.

— Он тебя хотел застрелить?

— Сейчас это неважно. Если бы остальные действовали, как он, траншеи бы взяли. Перебирайся в другое место и продолжай вести огонь.