История русской рок-музыки в эпоху потрясений и перемен - Джоанна Стингрей

стало очевидно, насколько мало их волнует возможность заработка от пластинки.

– Все заработанное пойдет на приобретение инструментов и аппаратуры, – с легкостью снял вопрос Борис.

Я достала ручку и покрасневшими от холода пальцами стала составлять список необходимого: от гитарных медиаторов до барабанных палочек, от струн до синтезаторов, не забывая и об акриловых красках для художников. Витя постоянно заглядывал мне через плечо, стремясь удостовериться, что я не упустила ничего из названного. Все в точности.

– Ну и последнее, – говорю я, пытаясь понять, могу ли я шевелить пальцами, засунутыми обратно в перчатки и глубоко в карманы. – Я уже говорила об этом Борису: если в связи с альбомом начнутся неприятности, вы должны говорить, что ничего об этом не знали. У меня американский паспорт, и со мной они ничего не сделают.

Виктор первым недовольно замотал головой: «Джо…».

– Я говорю совершенно серьезно, – оборвала его я. – Нечего героев из себя строить. Лучше думайте о том, как изменить мир.

Костя, стоявший все это время со скрещенными на груди руками и широко расставленными ногами, крепко, как медведь, обнял меня. Это стало толчком к групповому объятью, жар которого способен был растопить самое ледяное сердце в Кремле.

В тот же вечер, когда мы с Борисом у него в прихожей переобувались в тапочки, он повернулся ко мне с самым серьезным выражением лица.

– КГБ, – произнес он, как всегда, несколько растягивая звуки, – спрашивали о тебе.

– Что?! – переспросила я. – Чего вдруг? И откуда ты знаешь?

– Они время от времени звонят музыкантам и приглашают на беседу. Я стараюсь с ними не ссориться, иногда они даже просят автограф. Мне скрывать нечего.

– Ты шутишь. – Я не могла представить себе Бориса, спокойно беседующего с сотрудником КГБ. – И что, все это делают?

– Нет. Некоторые их игнорируют. Кинчев, когда им начинают интересоваться, исчезает в Москву. Густав отказывается. Витя всегда соглашается, так как он боится.

– Так от меня они чего хотят?

– Не знаю. Они спрашивали, знакомы ли мы.

– И что ты ответил?

– Я сказал, что да, я знаю ее. Все ее знают, так как она любит русский рок. Вот и все.

Это было первое прямое подтверждение интереса КГБ ко мне. До этого были все намеки и предположения – прерванные телефонные звонки или «хвост» за машиной. Я подумала о контракте на пластинку и о Юрии. Сама мысль о том, что во всем этом мне могут помешать… Где-то в глубине между ребрами зашевелилась тревога…

– Скрывать мне нечего, – обретя наконец решимость, произнесла я. – Все, что я хочу, – это открыть американцам глаза на русскую музыку и показать, как много общего между нашими двумя странами. Я готова сказать им это прямо в лицо. Можешь спросить у них, готовы ли они принять меня для разговора?

Я подумала, что, если в КГБ увидят фотографии моих выступлений перед школьниками в Калифорнии с показами видеозаписей русских музыкантов, они могут понять, что моя задача – не шпионить, а наладить культурный мост. Мне было противно осознавать, что за мной следят и считают, что у меня какие-то бесчестные цели. От этого я начинала нервничать, и у меня опускались руки.

– Ты их даже напугала, – доложил мне Борис, переговорив с КГБ. – Они жутко разволновались и просили тебя к ним не приходить.

Я представила себе, как эти монументальные чудища, способные погрузить весь город в жуткое ощущение паранойи, при виде меня плотно закрывают все окна и прячутся вглубь своих кабинетов. Я бы расхохоталась, если бы не захватившее меня чувство тревоги в связи с их нежеланием со мной встречаться и выслушать мои аргументы.

Еще через несколько дней президент рок-клуба Коля Михайлов сказал Борису, что КГБ пригрозили отменить концерт «Аквариума», в котором Борис пригласил меня принять участие. Уже годы спустя мне рассказали, что в России в то время шла борьба между «старой гвардией» и КГБ, шли дебаты о том, является ли рок-н-ролл страшной заразой западного декаданса, которую нужно поставить вне закона и всячески искоренять, или же это всего лишь увлечение очередного поколения молодежи, которое стоит просто контролировать. Для «старой гвардии» появление американки на сцене рок-клуба могло бы стать аргументом в подтверждение их позиции, и они могли бы просто прикрыть всю затею. И таким образом окажется, что я собственной персоной способствовала подавлению движения, частью которого я столь отчаянно пыталась стать. Мне ужасно хотелось впервые выступить на сцене вместе с Борисом, почувствовать магическую связь с полным сияющих лиц и сверкающих глаз залом, но даже не осознавая в полной мере возможных последствий, я понимала, что это слишком рискованно.

– Если ты не можешь играть, то и я не буду, – спокойно сказал Борис.

– Нет, Борис, ты должен играть. Я не хочу никаких проблем до выхода альбома в Штатах.

Наблюдая за концертом из-за кулис, я старалась не думать о том, что выходу пластинки могут помешать силы, куда более могущественные, чем все мы, и, чтобы отвлечься, стала перебирать варианты названия альбома. Борис уже подал идею, что в названии должно прозвучать слово «волна». Ему хотелось создать образ музыкальной волны, катящейся через океаны и континенты, чтобы наполнить новыми звуками воздух Америки. Идея мне понравилась, но я считала: из названия должно быть очевидно, что музыка на альбоме родом из СССР. В конце концов мы с Борисом остановились на Red Wave – «Красная волна». Оставался еще вопрос о том, как охарактеризовать группы в подзаголовке альбома. Подпольные? Неофициальные? Любительские? Глядя на сцену и слушая музыку, я все больше укреплялась в мысли, что выступающие передо мной музыканты относятся к самой элите мирового рока. Их нужно охарактеризовать так, чтобы это выглядело и звучало достойно. Слово «неофициальные» казалось мне совсем не рок-н-ролльным, и, сидя в темном углу зала и чувствуя, как музыка сотрясает мир до самого основания, я остановилась на слове underground.

Я понимала, что советским властям слово это не очень понравится. Однако никуда было не деться от того факта, что группам этим не позволяли нормально существовать и выступать на публике и что Кремль относился к ним как к каким-то злодеям, грозящим порушить светлое коммунистическое будущее и государство полного контроля. Я жутко боялась по-настоящему разозлить власти, но в то же время понимала: все, что может произойти со мной, – ничто по сравнению с тем, что переживали мои друзья. После длительных обсуждений с музыкантами мы пришли к заголовку: Red Wave: Four Underground Bands from the USSR[74].

Глава 14

Поистине королевская

Я все больше и больше времени стала проводить с Юрием. Практически в каждый приезд я брала