Экстази - Ирвин Уэлш

— Тусовщицы, в свою очередь, слушай-слушай, делятся на две большие группы: Девчонок-О-Привет и Сексуальных Феминисток. Домоседки не притрагиваются к наркоте, вот так вот, приятель, а трахаются они исключительно с бессловесными придурками типа них самих, у которых в голове ничего и нет, кроме их идиотских домиков-садиков и подобного же дерьма. Вот такие они, самые настоящие Праведные Домоседки, и видно их за версту. А есть еще и скрытые Праведные, такие типа постфеминистки, читают Гардиан и Индепендант и увлекаются поиском своего места в жизни и всякой такой фигней. И разгадать их не так просто: если они не лесбиянки, то помни — их легко можно принять за Сексуальных Феминисток. Не всегда, конечно, но случается.

Случилось чудо — Алли, наконец, накрыло.

— Э-э-эй, кто хочет посмотреть, как мальчика Бойла не по-детски колбасит! — кричу я громко. Несколько человек подходят к нам ближе, а Алли гонит свою телегу дальше, как ни в чем не бывало.

— Девчонки-О-Привет — это самый сок, парень, но об этом чуть позже. Сучки-с-Сумочкой изрядно бухают и трахаются с качками. Одеваются по-уродски и почти никогда не подъезжают к умникам, хотя в последнее время с Сучками это случается все чаще и чаще. Это те телки, что на дискотеках отплясывают вокруг своих сумочек. Охотницы — это самое дно, парень: ебут все, что движется, и в основном алкоголички. Что касается Девчонок-О-Привет, то я их так называю, потому что они всегда тебе кричат «О! Привет!», когда тебя видят.

— Эмбер, а ты ведь всегда так и говоришь, — влезает Хэйзел.

— Ну и что? — отвечает Эмбер, пытаясь понять, в чем дело.

— Только здесь необходима осторожность, — продолжает Алли, обращаясь по-прежнему ко мне, — потому что Сучки иногда могут говорить то же самое. А отличить их можно только по тому, как они это говорят.

— Ты что, малыш, меня в Сучки записываешь? — громко возмущается Эмбер.

— Да нет, что ты… Твой «О! Привет!» звучит довольно клево, — улыбается ей Алли, и Эмбер тает на глазах. Ну ни хрена себе — меня снова накрывает с головой, как и Алли. — Ты самая типичная Привет-девчонка, из всех Тусовочных, вы и есть самые главные на любой вечеринке. Самые классные из вас вырастают в Сексуальных Феминисток, те, что поскучнее, могут застрять с каким-нибудь буфетным идиотом и превратиться в Домоседок. Вот что я тебе еще скажу, Ллойд, — он с улыбкой оборачивается в мою сторону, — в восьмидесяти процентах случаев парни раньше баб теряют прикол и начинают зависать дома.

— Да ладно!

— А ведь Алли прав, — встревает вдруг кто-то. Это Ньюкс.

— Вот видишь? Просто тебе все время скучные бабы попадались, ты, сучара! — Алли смеется и лезет ко мне обниматься.

У — у-у-ф-ф! Как меня здесь прибивает, такое чувство, что у меня сейчас все мозги высрутся вместе с потом через эти поры на коже.

— Лучше пойду подвигаюсь, а то на всю ночь здесь зависну… Ньюкс…Ну-ка помоги нам спуститься на пол.

— Я ослеплен, я ослеплен… этим безумным ярким, сука, светом… правда, была такая песня, а… мне надо срочно принять сидячее положение, — тянет Ньюкс, от него исходит божественная аура. Я поднимаюсь и неуверенно трогаюсь в сторону динамиков.

— Эй, Ллойд, оставайся с нами, еще попиздим, — кричит мне Алли. Зрачки у него становятся чернее и чернее, а веки тяжелеют на глазах.

— Сейчас вернусь, Алли. Что-то здорово вставляет это диско. Сейчас тут будет реальный диско-tech-a.

Ухожу от Алли — танцевать с Эмбер и ее подружкой Хэйзел, настоящими Тусовщицами, по любому раскладу — просто слюнки текут, как они классно смотрятся вдвоем. Они похожи на два радужных праздничных коктейля, соблазнительно выставленных на стойку бара в Старом Орлеане. Сначала я просто переминаюсь с ноги на ногу, но потом ноги ловят какой-то ритм, и мне становится очень хорошо. Странные ощущения в гениталиях — я вспоминаю, что как-то трахнул Эмбер, где-то в прошлом году на вечеринке, а теперь смотрю на нее и думаю, с чего это у нас больше ничего не было. Я первый подхожу к ней:

— Слушай, хочешь пойдем в спальню для божественной встречи душ и не только?

— Ответ отрицательный, с тобой у нас ничего не будет. Вот с Алли бы я покувыркалась — он сегодня такой классный, просто жуть.

— Конечно, конечно, конечно, — улыбаюсь я ей в ответ, поглядывая на Алли, который со своим тенерифским загаром и впрямь смотрится молодцом, хотя надо сделать скидку на то, что когда ты в Е, то все вокруг кажутся красавцами. Алли делает мне знак подойти, и я машу ему в ответ. Все такое гигантское и белое.

Еще не глюки, — но сердечко стучит, а пот выступает на жарком теле.

— Налетай на минералку! Как самочувствие, команда?

— Офигенная музыка, Эмбс… запишешь мне… это Slam, что ли? Slam, да?

Она на секунду опускает веки, потом резко открывает глаза и с серьезным лицом кивает:

— Просто сборник ди-джейских Yip Yap сэтов.

— О-о-о-оф, е… твою.

— Пошли со мной, — шепчет мне Хэйз.

— Что?

— Пошли трахнемся? Ты же предлагал Эмбер, а? Давай мы с тобой. Спальня.

По — моему, я ведь и сам собирался ей предложить, пока не отвлекся на… дай-ка вспомнить… отвлекся на божественную Эмбер; ах ты сука, я вообще дружу со своей головой или как, но ладно, уже все в порядке, и я громко кричу:

— Эй, Алли, я тебя ревную, — он дуется, подходит ближе и снова лезет обниматься, и Эмбер за ним, и мне вроде как должно стать не так обидно, но я при этом чувствую себя последним подонком за то, что из-за меня им неудобно, потому что вдруг понимаю, что совсем не ревную Алли, хотя он и «восхитительно хорош», как сказал бы о нем Гордон Маккуин из Скотспорта, хотя это не он уже ее ведет, и говорить такое приходится этому парню Джерри МакНи, и еще одному челу, который про футбол все пишет, и тоже в программе светится, и я, как и эти ребята, желаю ему всяческих успехов и т. д. и т. п.

— Эмбер сказала, что она тебя хочет, — говорю я Алли.

Эмбер смеется и толкает меня кулаком в грудь. А Алли, обернувшись ко мне, говорит:

— Важнее всего, парень, это мои искренние чувства к Эмбер, — и обнимает ее за плечи. — А секс… это уже мелочь. Самое важное — это то, что я люблю всех, кого знаю, здесь в этой комнате. А я знаю здесь всех! Кроме тех вот парней, — он показывает на ребят, трущихся в углу. — Но если меня с ними познакомят, то я и их полюблю, правда. Девяносто процентов людей можно за что-то любить, парень, если только узнаешь их поближе… если они в себя сами достаточно верят… если себя сами любят и уважают себя, вот так вот…

Лицо у меня расплывается, как открытая банка со шпротами, и я улыбаюсь Алли, а потом смотрю на Хэйзел и говорю:

— Идем…

В спальне Хэйзел выбирается из своих одежд, я мигом скидываю свои шмотки, и мы прыгаем под огромное пуховое одеяло. Нам жарко, но одеяло необходимо на случай, если к нам завалится какой-нибудь идиот, что частенько случается. Мы усердно работаем языками, я наверняка соленый и потный на вкус, потому что она тоже. У меня катастрофически не встает, но меня это меньше всего сейчас волнует, потому что под Е мне больше нравятся просто ласки, а не сам акт. Она вне себя, и я одними пальцами довожу ее до оргазма. И вот я лежу и смотрю, как она кончает, будто гол забивает для Хибзов. Давай-ка перемотаем пленку и поглядим еще разок, Арчи… Хочу, чтобы у нее так семь раз подряд. Но тут и я начинаю что-то чувствовать, и приходится приостановиться. Выбираюсь из кровати и иду копаться в карманах джинсов.