По волнам любви - Энн Хэмпсон

Элейн немедленно пожелала Джинкс спокойной ночи и вышла из комнаты. Но Джинкс ей не ответила, потому что разговаривала с Кимоном. Инстинктивно Элейн остановилась прямо за дверью, которую прикрыла, но не захлопнула.

— Да, я сейчас засну. Теперь я должна быть хорошей, правда?.. И не говорить «врежу» и «получше»? Для папочек надо быть хорошей, потому что они мужчины. Даррил хорошо ведет себя с новым папочкой, я тебе только что говорила, когда мамочка была внизу. Я и мамочке сказала, что буду хорошей для папочки, если она мне его найдет, и я буду хорошей, вот увидишь!

— Тебе лучше быть хорошей, — ответил Кимон с притворной суровостью, которая больше подействовала на Элейн, чем на Джинкс. Джинкс только сонно хихикнула, а Элейн изумленно ахнула, потому что прекрасно поняла, что за его суровой интонацией кроется нежность. Что случилось, когда она ненадолго выходила из комнаты? Казалось, за несколько минут произошло чудо.

— Ложись в кровать, юная леди!

Элейн подумала, что Джинкс, должно быть, укладывают в постель. Вскоре Кимон пожелал девочке спокойной ночи, и Элейн повернулась к лестнице.

— Спокойной ночи, папочка… О-о, как это хорошо — когда есть папочка! Agapi, mou, s'agapo! — добавила Джинкс, и Элейн остановилась как вкопанная, дрожа всем телом.

Agapi, mou, s'agapo… Эти слова Кимон прошептал, надевая ей на палец обручальное кольцо. Что значат эти слова? Элейн прижала к щеке дрожащую руку, потому что теперь знала — они не имеют ничего общего с тем, что Кимон ее желает, как она рассуждала в то время, когда он их произнес.

— Где ты это услышала? — спросил Кимон, и Джинкс снова сонно хихикнула.

— Мне их сказал Ставрос Деметри. Мы поженимся, когда взрослые… — Девочка замолчала. Элейн как будто видела, что ее муж красиво наклонил голову в знак предупреждения. — То есть, — поправилась Джинкс, и, судя по ее голосу, подозрения Элейн насчет предупреждения оправдались, — когда мы будем взрослыми. — Она помолчала. — Мой милый, я люблю тебя. — Это прозвучало довольно робко, но Элейн не сомневалась в том, что глаза Джинкс озорно сияли.

Мой милый, я люблю тебя… Элейн зажмурилась, не в силах справиться с нахлынувшими мыслями. Теперь многое объяснилось. Одиночество и печаль, которые она видела в глазах мужа, собственное недоумение, когда она размышляла над его приездом в Англию и предложением руки и сердца только из-за желания. Какая же она дура! Кимон ее любил, а она только обидела его и убедила в том, что он испортил себе жизнь, женившись на ней. Он никогда не простит, в отчаянии сказала себе Элейн. Не сможет.

Элейн не знала, как ей удалось дождаться конца вечера. Но когда гости наконец ушли, она не могла рассказать Кимону, о чем думает. Вымученно пожелала спокойной ночи и повернулась к выходу. Он стоял спиной к открытому окну. До них доносилось ночное стрекотание цикад. Знакомый звук, единственный, нарушающий глубокую тишину ночи.

— Останься.

Элейн остановилась, услышав резкий и повелительный голос. Она вернулась в комнату, почувствовав, как у нее ёкнуло сердце.

— Мы должны многое сказать друг другу.

Она моргнула, озадаченно нахмурив лоб:

— Вот к-как?

Он не стал терять времени.

— Что ты имела в виду, когда сказала, что Джинкс — твоя дочка?

Она нервно вздрогнула и кашлянула, чтобы прочистить горло.

— Ты знаешь? — Элейн почти не удивилась.

Она вспомнила непонятные взгляды, которые он бросал на нее вечером, когда они были наверху вместе с Джинкс. Что-то произошло, когда она вышла из комнаты, и он хотел это выяснить. Поэтому послал Элейн вниз за бинтами, а не велел позвонить горничной и поручить это ей.

Когда Кимон услышал ее вопрос, его глаза вспыхнули.

— Ты понимаешь, чего тебе удалось избежать?

На миг она увидела разъяренного критянина, безжалостную позу, черные металлические глаза, угрожающе сузившиеся.

— Если бы мы были наедине, я бы тебя задушил. — Он помолчал, ожидая ответа. Но Элейн не нашлась что сказать. — Я спросил тебя: что ты имела в виду, когда так возмутительно солгала?

Она облизала губы:

— Это… это была месть…

— За что?

— Потому что ты меня унизил и испугал. И я всегда говорила, что если когда-нибудь сумею заставить любого другого мужчину заплатить за то, что мне сделал отец Джинкс, то я это сделаю.

Никакой логики. Элейн поняла это и не глядя на Кимона.

— Значит, я должен был платить и за это, да? — Он покачал головой, будто совершенно сбитый с толку ее поведением. — Расскажи об отце Джинкс, — неожиданно попросил он. — Как у тебя оказалась эта девочка?

Его голос стал мягче. Ободренная, Элейн решила пока не отвечать на вопрос. Она спросила, как он догадался, что Джинкс не ее дочка. Он сказал, что обращал внимание на Джинкс и постепенно пришел в замешательство, когда заметил, что они с Элейн совершенно не похожи.

— Ты обращал на нее внимание? — с некоторым удивлением перебила Элейн. — Мне казалось, ты игнорируешь ее.

Он еле заметно улыбнулся:

— Нельзя игнорировать такого ребенка, как Джинкс, Элейн. Я видел, как она привлекательна, и станет еще привлекательнее, когда я начну ее воспитывать.

— Ты собираешься ее воспитывать? — Она благодарно посмотрела на него. — Знаю, я должна была обращаться с ней построже, но тетя Сью всегда говорила, что ей нужен мужчина.

— Кажется, она думает, что должна быть хорошей для мужчины. — Кимон засмеялся. — Она шалунья, но все равно замечательный ребенок. — Он продолжал говорить и объяснил, что лишь вчера увидел, как Джинкс пишет свое имя. Она говорила сама с собой и сказала, что нельзя забыть «Марсленд». — Ну, это ничего не доказывало, но мои подозрения усилились. Потом, сегодня вечером, когда ты искала мазь в моей комнате, я заметил, что на столике у кровати лежит книга с картинками. Пока я тебя ждал, я раскрыл книгу и заметил, что «Марсленд» добавлено другими чернилами. Я спросил Джинкс, но не успел получить ответ, потому что ты вернулась с тюбиком мази.

— И тогда ты послал меня вниз за бинтами.

— Верно. Джинкс болтала — она уже поняла, что мы собираемся подружиться, — и мне было нетрудно узнать от нее то, что я хотел. Она сказала, что недавно… совсем недавно, — твердо добавил он, не сводя глаз с лица Элейн, — ты велела ей добавлять к имени «Марсленд».

Он сурово на нее смотрел, и Элейн отвернулась. Она довольно поспешно начала объяснять, как Джинкс оказалась у нее. Когда Элейн закончила рассказ и осмелилась посмотреть на мужа, она думала, что, может быть, на его лице появится выражение легкого презрения к ее наивности, ведь она позволила себя обмануть. Но, к собственному изумлению, Элейн увидела совершенно другое выражение лица, а голос Кимона звучал ласково и сочувственно:

— Семнадцать лет… Ты сама была почти ребенком. Разве ты не думала о том, чтобы передать Джинкс властям, когда ее отец уехал и оставил ее?